Самурай Ярослава Мудрого - Александр Ледащёв Страница 24

– Зря ты так, Ферзь, – негромко сказал кто-то из стоявших рядом ротников. – Вольного не оружием ударил, этого не простит.

– Я знаю, – спокойно отвечал я. Да, я знал, что делаю, и не ошибся – это было оскорблением уже тогда. Или приучу всех серьезно к себе относиться: по одному княжьему слову люди меня уважать не будут, – или наживу врагов в лице варягов, тогда мне конец, а к этому, как известно, я относился по-своему.

Как я и ожидал, варяг встал с земли другим человеком – спокойным, уверенным в себе, даже дернулись в улыбке уголки губ, только ноздри спорили с ними и выдавали лютое бешенство, овладевшее Фарлофом. Дальше последовал за малым не церемонный вызов на поединок. Последовало мое согласие, и я скинул с плеч свою куртку, сбросив ее на завалинку, с которой поднялся. Фарлоф скинул рубаху, в которой был, показав мне широкую грудь и литые, мощные плечи. Загривок у него был под стать, как у зубра.

Ротники и варяги тут же образовали круг, и мы с Фарлофом остались одни – друг против друга. Но, к моему удивлению, варяг не прервал связи с миром, он посмеивался чему-то, видимо шуткам соотечественников, кивал, сам что-то, кажется, говорил – рисково, однако. Как бы ни хотел он меня взбесить перед боем, так нельзя, можно и заиграться. Но, видимо, варяг знал, что делал, раз с таким норовом дожил до своих лет.

Наконец мы встали друг напротив друга, варяг соизволил вытянуть меч из ножен, а я опустил конец меча к земле. И тут варяг, рассмеявшись, плюнул мне в лицо. Круг, кажется, так и ахнул, а может, засмеялся, заплакал, разошелся по своим делам – понятия не имею. Слюна варяга стекала по щеке, сам варяг улыбался, но толку с этого, признаю неплохого, приема не было никакого – слюна осталась на коже, до души ей не добраться, а Фарлоф – ну что делать, ну не задалось утро.

Потом исчезли и эти мысли, и я поднял меч к плечу. Время пропало, пропало время суток, яркое солнце и все остальное. Были только я, меч и Фарлоф. Именно в этом порядке. Фарлоф кинулся на меня, вращая клинок, и я прыгнул в сторону, не пуская меча в ход. Варяг атаковал раз за разом, иногда я отпрыгивал, иногда ловил его меч на свой. Всеми любимого звона мечей во дворе не было – сталкиваясь, наше оружие рождало звонкий щелчок. Сам я в атаку не спешил – варяг не уный, у него, думаю, стычек разного плана было или больше, чем у меня, или столько же, но он жил с меча, как бы то ни было. Умирать в мои планы пока не входило. Варяг кинул меч мне в лицо выпадом от плеча вперед, и тут я, наконец, ударил. Уйдя от меча, я резко опустил меч Фарлофу на колено опорной ноги. Варяг скрипнул зубами, послышался легкий хруст, и я отскочил от охромевшего противника. Варяг что-то гортанное, лающее бросил мне в лицо, но сейчас я бы не понял и родного языка, не то что неизвестного, чужого. Видимо, снова пытался меня оскорбить. А может, признавался мне в любви, молниеносной и безнадежной, – одинаково все равно было мне и моему мечу. Как бы то ни было, в скорости и увертливости он потерял, ногу ему приходилось волочить за собой, и он терпел действительно сильную боль. Как опять же потом поведал мне Ратмир, лицо его почти не изменилось. Он был хорошим воином. Злым, но хорошим.

Варяг внезапно широко шагнул в сторону, одновременно занося меч для удара с левого плеча наискось, но резко сменил направление и своего движения, и клинка. Со стороны, наверное, смотрелось убедительно и грозно: вот полоса стали взлетела вверх, а вот уже летит стрелой над деревяшкой оплеванного Ферзя в грудь незадачливого наставника, разгневавшего самого Фарлофа. Смотрелось да, убедительно – снаружи. А я был внутри. Так что я не совсем так видел все, что происходило, просто смерть кинулась мне в грудь, и я ответил ударом снизу – как потом говорил Ратмир, успев в самый последний момент, – меч варяга уже почти вонзился в мою грудь.

Удар субурито пришелся ему по кистям, и варяг выронил меч. Скорее всего, пару костей в кисти, а то и в обеих мой меч ему сломал. Теперь варяга мог бы спасти или Один, или Ярослав, или же приступ берсеркизма. Но вышло иначе. Берсерком Фарлоф не был, Ярослав имел свой взгляд на творившееся во дворе (причем из окна прямо над нами, как потом выяснилось). Так что мой меч сначала ударил варяга в кисти рук, выбивая меч, а потом ударил уже по пустым рукам сверху, довершая начатое. Варяг все же изловчился подхватить оружие и потому, думаю, попал все же к своим богам. Сражаться он уже не мог, вмешаться же никто не успел – субурито упало варягу на темя, раздался хруст, кровь хлынула у того из ноздрей и ушей, и Фарлоф, как подкошенная сосна, упал на землю.

Я стер его слюну со щеки рукавом рубахи, через голову стянул ее и кинул в сторону белым комком. Круг расступился, молча давая мне дорогу, и не скоро заговорил.

Я снова вернулся на завалинку и, достав из кармана пачку сигарет, закурил.

Во двор вышел мрачный князь, сопровождаемый Ратьшей.

– Ферзь! – позвал князь.

Я поднялся и поклонился ему.

– Сюда иди, – князь указал рукой на место перед крыльцом. Я в куртке на голое тело с мечом на плече встал куда было велено. Сейчас посмотрим на суд княжеский. Как бы то ни было, выбора нет. Или сейчас князь послушает свидетелей, или же просто решит суд в угоду варягам, которые под предводительством своего вожака стояли гурьбой, не смешиваясь с остальной толпой. Возле крыльца же лежал труп Фарлофа.

– Видоки кто? – строго спросил Ярослав.

Видоков сыскалось немало. Причем среди варягов тоже. Один, высоченный, крепкий варяг, коверкая русские слова, поведал собранию, что «Фарлоф сам задратся Ферз. Ферз только отвечарт!».

Князь, все такой же суровый, как и был, выслушал всех, кто желал говорить, посоветовался негромко с Ратьшей и молвил:

– Коли Фарлоф Ферзя сам задрал, то нет вины Ферзя, что тот ответил. Если Фарлоф сам на бой наставника вызвал – нет вины Ферзя, что тот варяга убил. Прав Ферзь в этом поединке, таково мое княжеское решение. – Варяги ответили удивленным гулом, но князь строго сдвинул брови и бросил им: – Мне дела нет, каких кровей правый. И нет мне дела до того, какой виноватый крови – будь то словен, варяг, булгарин, нурманн али араб.

С чем князь развернулся и ушел, варяги подхватили с земли тело соплеменника и ушли куда-то за терем, а меня окликнул Ратьша. Я подошел к тысячнику.

– Суров ты, наставник, – бросил тысяцкий.

– И Фарлоф был суров. Оба мы люди княжьи, а что он варяг, а я нет, то мне все едино, – отвечал я тысяцкому.

– И то правда. Коли варяги уже просто так задираться стали, то пора бы их и в чувство привести, как думаешь, Ферзь? – Ратьша явно хотел какого-то определенного ответа. Но мне до его чаяний дела не было, потому ответил честно, что и думал:

– Как князь велит, Ратьша, так и поступлю. Если со мной задираться будут – милости прошу.

– Добро, наставник. Теперь хочешь – тут сиди, хочешь – домой ступай, пока дел для тебя нет, – сказал, помолчав, Ратьша. Видимо, он очень хотел услышать от меня что-то определенное. Ну не обессудь, тысяцкий, не дипломат я. Говори прямо – прямо и отвечу. А впрочем…