Провидение зла - Сергей Малицкий Страница 24

От древнего каламского города, некогда прикрывавшего вход в благословенную долину, сберегаемую от холодных ветров горами Балтуту, на начало нового времени оставались лишь развалины, большею частью фундаменты зданий и основания стен, да амфитеатр, который впоследствии, когда в этих местах осели атеры, стал частью главной площади уже другого города и на котором теперь проводился турнир, но горожанам, а особенно приезжим, казалось, что дух древности по-прежнему витает над башнями Ардууса. И уж во всяком случае, над старым королевским замком, который примыкал к амфитеатру и частью которого была ратуша. За последние сто лет проход в долину был перегорожен высоким валом, на котором поднялась знаменитая ардуусская стена – как защита от нечисти из Светлой Пустоши, да и от прочих бед. Уже в самом городе частью этой стены стала цитадель, строительство которой заканчивал Пурус Арундо, что правил Ардуусом последние двадцать лет. Ворота цитадели смотрели на Вирскую площадь, амфитеатр, ратушу и королевский замок, а внутри цитадели имелся уже и новый дворец, и новая ратуша, и все, что нужно городу, который собирается стоять вечно, но сердце города оставалось в старом замке.

Может быть, не зря предки короля Пуруса приглашали для строительства старого замка уцелевших каламских мастеров и наказывали использовать для строительства прежде всего камень из каламских руин? Камня как раз и хватило на замок, а едва камень кончился – ожили каламские каменоломни, где трудились тысячи атеров, обживая пустынную землю, которой отныне предстояло стать их родиной. Новые поселенцы ходили по старым, расчищенным мостовым, строили дома на тех же фундаментах, на которых стояли прежние сооружения. Возделывали успевшие затянуться бурьяном поля. Подрезали разросшиеся плодовые деревья. Восстанавливали виноградники. Расчищали дороги. Рожали детей. Располагались в ардуусской долине основательно, навсегда. Так он и вырос – Ардуус, яркая тень на древних камнях, веселая игрушка на месте заурядного каламского города, давно перещеголяв его размером. Да и много ли их осталось, каламских городов? Разве только Эбаббар да Кирум, порядком уже перестроенные новыми жителями. Да прекрасный Самсум – отец всех городов Анкиды. Конечно, не считая Уманни, который захватила Светлая Пустошь. Но его древности недоступны, разве только для тех смельчаков, которые обзываются паломниками и идут к холму четырех храмов, чтобы поклониться пеплу того, кто спас этот мир, да и то издали. К тому же ветшает Уманни. Рушатся дома.

Хотя разве полторы тысячи лет недостаточный срок, чтобы и атерские стены считались древними? Да что там полторы тысячи лет, и тысячи лет было бы довольно. И пятисот выше самой высокой ардуусской крыши. Да и со времен заключения ардуусского договора прошло уже сто лет, и не осталось никого, кто бы помнил первое ардуусское празднество, разве только кто-то из угодников, которые, по слухам, тянут бродяжью лямку и дольше ста лет. Или же кто-то из дакитов, и у тех срок в полтора раза от обычного, но последних не так много в окрестных землях, да и кто же знает, что они помнят, если легче разговорить камень, чем дакита? Лучше уж обратиться к пожелтевшим свиткам, в которых сочтено все, в том числе и то, что прошедшие сто лет были не самыми плохими годами. Тогда отчего же воздух Анкиды стал таким терпким, что нельзя вдохнуть его, чтобы не закашляться или не поперхнуться? Не об этом ли поют менестрели на площадях Ардууса? Значит ли это, что век спокойствия и благоденствия подошел к концу? Или все дело в вестях, что приходят с севера, запада, юга, востока? Или нечисть, обитающая в Светлой Пустоши, взяла силу, и дозоры девяти королевств не справляются с нею? Ни первое, ни второе, ни третье и ни все остальное. Или все перечисленное и кое-что страшнее? Тень беды нависла над Анкидой. Но беды самой нет. Только тень? Холод без снега? Сырость без дождя? Свист без ветра? Нестерпимый жар без огня?

В разных раздумьях явились к прощальной трапезе собравшиеся в Ардуусе короли и князья, но именно тревога витала над круглым столом, хотя разговор, чтобы обозначить ее, не клеился. Может быть, потому что в последнее утро ярмарки короли собирались без советников, магов, слуг и прочей привычной челяди? Все они оставались за дверями большого зала, а точнее, окунались в торг, торопились приобрести подарки близким да закончить разговоры о сватовстве и будущих совместных празднествах. За столом собрались только венценосные особы, по одному от королевства. Даже угощения королям подавали дочери короля Пуруса – красавица Фосса и огненно-рыжая, неугомонная разбойница Фламма. А сын короля Болус сидел у входа и с тоскливым видом снимал пробы со всех заносимых блюд. Хотя к кувшинам с вином, несмотря на свои пятнадцать лет, он прикладывался с видимым удовольствием. А судя по ехидству, которое сквозило в каждой гримасе его сестры Фламмы, пробы с лучших блюд снимались дважды. Однако сидевшим за круглым столом было не до вкуса угощений. Они переглядывались друг с другом, словно каждый ждал первого слова от соседа. И когда молчание стало тягостным, король Ардууса отодвинул блюдо, в задумчивости потер длинный нос, осушил кубок вина и заговорил. И его голос зазвучал в тишине отчетливо, но тревожно:

– Сто лет назад, в одна тысяча триста девяносто девятом году, королевства Ардуус, Бабу, Лапис, Обстинар, Раппу, Тимор, Утис, Фидента и Хонор – подписали Ардуусскую грамоту, в которой говорилось, что если тьма сгустится над нашими землями, если кому-то из нас будет угрожать враг, то все встанут на его защиту. Соберется войско, которым будет управлять один из девяти королей. В первую очередь этот груз достался королю Ардууса, в сотый год ноша, которая так ни разу и не легла на плечи, а была хранима в запаснике Ардууса, снова считалась моей. В двенадцатый раз для моего королевства, во второй раз для меня. Все прочие королевства из девяти отстояли в этой упряжи по одиннадцать раз. С завтрашнего дня почетная тяжесть переходит к королю Бабу. Что скажешь, дорогой Флагрум?