Ведьмина река - Александр Прозоров Страница 24

– Милостивы боги, нашлась, – с облегчением вздохнул хозяин, вытянул из-за ворота резной деревянный оберег с тряпочными ножками, поцеловал, спрятал обратно, кивнул дворне: – Ворота запирайте, пока стража не прибежала. И тихо, дабы на нас не подумали. Пусть лучше с буянами разбирается, кои за девками своими уследить сами не в силах, Карачун им в ребра. Откуда она только взялась, не пойму. Вроде как с утра не было…

Однако вспоминать он не стал, махнул рукой и ушел в дом.

Вскоре шум возле постоялого двора стих. Середин походил по светелке, постоял у окна, вернулся к постели, сел рядом на сундук и вскоре задремал.

Проснулся он от того, что Любава зашевелилась, тут же вскочил, пересел на постель, взял ее за руку:

– Ну что, получилось?

– Сказывал, возле Кашина они ныне стоят, – блаженно улыбнулась девушка. – Говорит, что любит, тоскует, извелся весь, жизнь за меня готов отдать. Что вернется за мной обязательно.

– Куда?

– К ясеню нашему, куда же еще? – прямо-таки изумилась девушка.

– В Углич, что ли, собралась?

– Да! – Любава села и схватила его за руку: – Ты мне поможешь, колдун? Все, что хочешь, проси, только довези!

– Твое счастье, лошадей еще не продал, – ведун поднялся. – Велю оседлать. А ты, вон, переоденься пока в сарафанчик легкий, если влезешь, волосы спрячь и в плащ завернись. Уж очень ты на Сирень мою не похожа… Как бы неладное никто не заподозрил.

– А где она, колдун?

– Тебе об этом лучше не знать…

Лесная ведьма в это самое время пребывала в положении весьма сложном. Сломленный слезами дочери, угличский литейщик отвел ее в какой-то дом и передал на руки незнакомым теткам и бабкам, даже не пожурив.

– Ох, дитятко, как же ты всех напугала! Как можно было убежать-то так, не спросясь? Знамо, перед свадебкой у всех на душе волнение. Да токмо при сем пустырничка выпить хорошо али валерианы, не в ночи пропадать, сердешная.

Настороженно поглядывая по сторонам, Сирень послушно поднялась по лестнице, вошла в просторную горницу со стоящей отдельно, под балдахином, кроватью, тут же объявила:

– Ох, притомилась я, ноги не держат! – и направилась к перине.

– Ты почивай, дитенько, почивай. Мы посторожим, – пообещали спутницы. – Давай, раздеться-то поможем.

Лесная ведьма провела ладонями по атласному сарафану, невидимому спутницам из-за наведенного морока, подумала, потом вскинула руку и махнула в сторону нянек.

– Ой, дремота, просто невмочь… Давно спатиньки пора… – раззевались женщины, прикрывая рты. – За полночь давно…

– Я уже лежу давно, сплю, – вкрадчиво произнесла Сирень. – И вам пора.

– Пора… – согласились женщины и разбрелись кто на сундук, кто на лавку. Оставлять подопечную одну они не собирались даже под наваждением.

Девочка разочарованно вздохнула и отошла к темному окну. Ее духу постель для отдыха вовсе не требовалась.

С рассветом началась суета. Бабки с тетками полезли по сундукам, доставая нарядную рубаху, юбки и ленты, протерли украшенный жемчугами венец, который сегодня Любаве надлежало надеть в последний раз. В остальном доме тоже слышался топот шагов, пахло солениями и жарким, что-то шипело, трещало и гудело.

Внимательно осмотрев новый наряд, ведьма опять убаюкала женщин, спрятала всю эту красоту в сундуки, напустила на себя морок, словно уже оделась, села перед серебряным полированным зеркалом и стала не спеша расчесываться – на случай, если кто заглянет в светелку. Чтобы поведению невесты не удивились.

Впрочем, довольно долго про нее вовсе не вспоминали. Только отец ненадолго заглянул, обнял за плечи, прижался щекой к щеке:

– Ты как, дочка? Больше не горюешь?

– Пусть жених горюет, – честно предупредила девочка.

– Вот и правильно, умница! – литейщик чмокнул ее в макушку и убежал, в хлопотах не обратив внимания, что из приставленных к дочери четырех нянек все четыре спят беспробудным сном.

Наконец настал и час Любавы. Громкий стук в дверь заставил поднять головы всех женщин, вскочить, заметаться в панике. Сирень тоже поднялась, и бабки-тетки, увидев ее наряженной и накрашенной, успокоились. Одна, взяв ведьму за руку, громко крикнула:

– Кто там в гости к нам идет?!

– То не гость идет, доченька, то отец твой стучится! – распахнул двери литейщик. Ныне он был одет в темно-синие сапоги, шаровары атласные, рубаху вышитую, шапку соболью, кафтан с оторочкой горностаевой. Следом вошли еще несколько нарядно одетых гостей. – На торг тебя зову, дочь моя Любава! Товары на том торгу красные, купцы знатные, весовщик же самим Сварогом посаженный. Коли руки разобьет, вовеки покупке красной домой не вернуться!

– Как же от такого торга отказаться? – сказала за невесту одна из теток. – Вези, батюшка, купцов посмотреть, себя показать…

– А товар сей знатный от взгляда лишнего беречь надобно! – Отец подошел ближе, накрыл голову Сирени полупрозрачным сатиновым платком.

– Она, она, – тихо подтвердил один из гостей, подтолкнул товарищей из светелки.

Видать, в шумной Вологде даже в таком деле, как свадьба, случались подлоги. Глаз да глаз за отцом с невестою.

Литейщик вывел «дочку» во двор, посадил в легкий возок с плетеным верхом. Остальные гости поднялись в седла нарядных скакунов с заплетенными в гривы и хвосты ленточками, с проклепанными серебром уздечками, с расшитыми кисточками потниками. Часть всадников понеслась вперед, часть пристроилась за возком. Кавалькада быстро пересекла жаркий пыльный город, выехала за ворота в березовую рощу, что начиналась чуть ли не от самых стен. Да и не удивительно: с севера к Вологде подступали обширные наволоки – заливные луга, через которые, окруженная белыми тонкими деревцами, петляла речушка в десять шагов шириной.

Дорога закончилась широкой площадью, застеленной тесом. Видать, здесь было так сыро, что по земле не пройдешь. По краю площади тянулись коновязи, стояли повозки и телеги, фыркали лошади, прогуливались нарядные горожане. К возку литейщика подошли несколько человек – мужчины, женщины в кокошниках, девушки в венцах. Отец Любавы вышел, заговорил с гостями. Одна из девушек положила руку Сирени на колено:

– Поздравляю, Любава! Счастья тебе.

По тропинке из леса вышла молодая пара. Гости стали забрасывать ее зерном и лепестками цветов, кричать:

– Любо! Любо!

Сирень хотела посмотреть, что будет дальше, но тут в возок заглянул литейщик:

– Пора и нам, доченька.

Он поправил платок на голове ведьмы, оглянулся, подал руку, помог спуститься на доски, повел за собой по мощенной дубовыми плашками тропке, уходящей в реку. Тропа петляла вдоль реки, и на каждом повороте стояло по несколько гостей. Литейщик остановился возле первых: