Хватай Иловайского! - Андрей Белянин Страница 24

В моей руке мгновенно очутился второй тульский пистолет, заряженный свинцом. Но с трёх шагов в упор мозги вынесет так, что и серебра не надо! Фифи беспокойно засуетилась, озираясь по сторонам. Всё верно, бесы — создания туповатые, от них разумного совета нипочём не дождёшься. А ей явно хотелось бы и меня поймать, и моего денщика из когтей не выпустить. Сложная задачка, не по её мозгам. Тем более что не знаю, кто как, а лично я давно заметил шевеление трёх бугорков за моей спиной. Средний, самый большой и ближний, гордо выпрямился первым.

— Сдавайтесь, Иловайский, ваше время вышло! Пора ответить за всё…

Я подчёркнуто медленно сунул пистолет обратно за пояс и обернулся. Высокая фигура с небольшим горбом, в женском платье и широкополой шляпе с оплывшими огарками свечей по полям, казалась бы абсолютно незнакомой, если бы не голос. Мужской, чуть капризный, манерный, с неизбывным чувством собственного превосходства…

— А ведь я предупреждал, ещё на конференции предупреждал: отступитесь, Иловайский! И почему казаки никогда не прислушиваются к мнению умных людей…

Вот теперь я его узнал. Справедливости ради надо признать, что с нашей последней встречи господин Жарковский, ведущий и докладчик с той самой научной конференции по урегулированию вопросов равноправия между людьми и нечистью, весьма изменился. Похудел вдвое, руки-ноги стали как волосатые спички, волосы опали почти полностью, оставив две-три жидкие пряди на затылке и висках, лицо изуродовано неровными шрамами от ведьминских когтей, да ещё этот горб. Досталось мужику не хило, но мозгов не прибавило…

— Одно движение, одно слово, и я выстрелю вам в спину. Поняли? Вы меня поняли?

— Олух, как он тебе ответит, если ему ни говорить, ни кивать нельзя?! — рявкнула рыжая ведьма, вставая во весь рост. — Подойди и свяжи его!

— Да-да, моя прекрасная госпожа, — забормотал бывший учёный. — Сию минуту, как прикажете… Надеюсь, вы побьёте меня сегодня? Вы так давно не били своего раба…

— Не заслужил, — сплюнула вбок мамзель Фифи и подмигнула мне. — Видишь, характерник, как мы умеем людей обламывать? Ходит в женском платье, меня госпожой называет, плачет от счастья, когда его бьют… Противно?

— Ещё как, — поддержал я, даже и не думая отступать. — Только зачем вам мой Прохор сдался, если тут свой клоун ходит, костями гремит, сам в котёл просится?

— А ты не догадываешься?..

— Нe-а… Разве только чтоб меня заманить? Так как-то суетно всё — курьера красть, Хозяйке труп подкидывать, жандармов липовых из самого Санкт-Петербурга звать, рослых бесов рядом ставить, сортиры взрывать, моего денщика в плен брать… Да просто сказала бы разок, я и сам сюда давно собирался. Чего мудрить-то — в одну иглу восемь ниток засовывать…

— Он не догадывается, — всплеснула руками хромая ведьма, с треском постукивая длинными когтями друг о дружку. — Нет, вы только посмотрите, хвалёный Иловайский так ничего и не понял.

— Можно я его застрелю?

— Заткнись!

— Слушаюсь, моя восхитительная госпожа. Но вы побьёте меня сегодня? Это же был мой план…

— Я сказала, заткнись, тварь! — сорвалась мадемуазель Зайцева, и её лицо исказилось самой неприкрытой ненавистью. — Ты никто, понял? Я приказала тебе, и ты исполнил! Всё! Никакого твоего плана, только мой приказ, ясно тебе?!

— Да, моя прекрасная…

— Заткни-и-ись!!!

Я незаметно толкнул коня локтем в бок, чтоб он ещё на пару шагов приблизился к Прохору. Двое бесов оскалили клыки, не зная, куда деваться.

— Спрячь зубы, и лучше в карман, а то у меня кулаки чешутся, — зачем-то предупредил я того, что слева, одним махом выбивая сапогом клыки тому, что справа. — ІІрохор, ты в порядке?

— Иловайский, вернись, мы не договорили. — За моей спиной раздался сухой щелчок взводимых курков.

Пришлось оставить недобитых бесов и обернуться.

— Может, просто убьёте?

— Нет, сначала ты должен понять и прочувствовать всю глубину своего падения…

Вот за что люблю всяческих злодеев — их хлебом не корми, а дай выговориться! Пока не выскажется от души — не убьёт! Традиция, исторически-литературная, иначе нельзя, иначе ты не настоящий злодей, а так, дурилка картонная, в приличном преступном обществе тебе уважения нет, каждый мелкий бес под ноги сморкаться будет! Так что хочешь не хочешь, а держи форс — рассказывай бедной жертве, что почём, да как, да почему…

— О чём не договорили-то?

— Ты задал много вопросов…

— Ну и?

— Неужели не хочешь перед смертью узнать ответы?

— Не хочу.

— Как это?!

— Передумал.

— А поздно! Придётся тебе меня выслушать!

— Ох ты ж страсть господня, казни египетские… — вздохнул я, подходя к арабу и вновь прыгая в седло. — Может, всё-таки по-быстрому убьёте? Устал я уже, честное слово…

— Не смей со мной торговаться! — зарычала рыжая Фифи, брызгая слюной на подбородок. — Ты будешь послушно сидеть и слушать всё, что я говорю, а потом умрёшь.

Я пригнулся ровно за секунду до того, как сзади грохнул выстрел. Жарковский не удержался и спустил курок. Очень недальновидный поступок, даже, можно сказать, скоропалительный. Пуля едва не пробила верх папахи, потом бы ещё и зашивать пришлось. Интересно, что ж мои-то в ответ молчат?

— Полагаю, что мирные переговоры закончились. — Араб, легко перемахнув с места сучковатое бревно, встал нос к носу с бессознательным Прохором. — Рогоносцы, можно я просто заберу своего денщика, а вы тут сами друг друга пришибёте? Ей-богу, это будет куда более безболезненно. А то ведь зверствовать начну: я ж безбашенный и в меня только что стреляли…

Тот бес, который уже лишился трёх зубов, дважды себя просить не заставил, но предложил альтернативу. То есть в один миг исчез с глаз долой, да так резво, словно его сатана на ковёр вызвал, объяснительную писать. А вот второй решил сыграть в героя. Нож выхватил, замахнулся, выкрикнул что-то там типа «Вставай, поднимайся, рабочий народ!», кинувшись меня резать. И слова не в тему, и вояка из него оказался хуже среднего. Свалил я дурака одним ударом нагайки меж рогов, а сам к хромой ведьме обернулся. Как ни верти, но, похоже, сегодня опять с женщиной драться придётся. Хотя какая она женщина? Кто бы её реальным зрением видел, без иллюзий и личин, тот бы потом спать только при свете ложился, а под подушку пистолет заряженный клал и молился даже во сне, беспрестанно…

— Жарковский, мазила, перезаряжай! Уйдёт же хорунжий!

— Не уйдёт, моя госпожа, мы хорошо подготовились!

Уйти-то уйду, да мне одному нельзя, а втянуть на круп коня бессознательного Прохора никак не получалось. Тяжеленный он и не помогает никак. Я чуть пузо не надорвал, пытаясь тащить его за шиворот, да ничего не вышло. Мой план трещал по всем швам, придётся импровизировать по ситуации. Спешить, собственно, некуда, да и к тому же только сейчас началось всё самое интересное…