Студентка в подарок - Анна Батлук Страница 24

Радагат заметил мои сомнения и внезапно улыбнулся. Я опять открыла рот, только теперь от удивления – у проректора была поразительно светлая улыбка. Хотя, возможно, это последствие того, что мне чуть не раздавили голову.

– Лилиана, не переживайте, вас никто ни в чем не обвиняет. Мне просто хочется понять, что же случилось. И выслушав только одну сторону, я не смогу составить правильное мнение.

Я поежилась – видеть проректора таким, можно сказать, нормальным было неудобно: глаза опять прозрачные, на лице эмоции.

– Мсье Симан попросил меня продемонстрировать щит, схему которого он на доске нарисовал. Я вышла на ринг… ну место, которое огорожено… вот только…

Я искоса глянула на Радагата, заметила, что лицо у него опять непроницаемое, и облегченно выдохнула – значит, показалось.

– Ну, в общем, я совсем ничего не поняла в этой схеме.

Радагат едва заметно нахмурился:

– Мсье Симан не объяснял вам, что изображает?

– Объяснял, – я тяжело вздохнула. – И очень подробно. Но я совершенно не знаю основ, так что все его объяснения делали только хуже. Я вообще впервые видела изображения того, как выпускать магию.

Проректор удивленно смотрел на меня:

– Как это – не знаете основ?

Я начала злиться:

– А какие варианты? Вот так вот не знаю. Не требовалось мне, понимаете? Силы у меня не было никогда, несколько дней назад появилась.

Лицо проректора надо было видеть. Я даже повернулась к нему всем телом, чтобы запомнить это выражение и в нужный момент воспроизводить его в своей памяти. Какой момент будет нужным? Например, когда я буду сознательно доставать проректора, а он будет строить из себя Невозмутимость.

– Давайте-ка об этом поподробнее, – наконец пришел в себя Радагат. – Всю жизнь у вас, Лилиана, был нулевой потенциал силы?

– Единичка.

– А несколько дней назад увеличился примерно в шесть раз?

– В пять, – поправила я. – Отец говорил, что мой потенциал теперь пять единиц.

Проректор кивнул каким-то своим мыслям и спросил:

– А при каких обстоятельствах потенциал изменился?

Я нахмурилась. Сначала разрушила ресторан, теперь напала на преподавателя. Да меня точно буйной признают. Еще и рассказывать об этом требуют. Терапия, что ли, такая?

– Вы же говорили, что видели моментографии ресторана. В обстоятельствах этого самого ресторана и изменился.

Проректор, по-видимому, решил, что требуется побыть лапочкой еще немного, и опять обворожительно улыбнулся. У меня закралась мысль, что мной пытаются манипулировать.

– Лилиана, в ресторане же что-то произошло? Не может же такого быть, что вы просто принялись разносить ресторан, на сумасшедшую вы не похожи.

– Я уже в этом сомневаюсь, – я тяжело вздохнула. – В ресторане мы немного поругались с одной моей знакомой, – заметила, что Радагат недоверчиво нахмурился, и поправилась: – С этой самой знакомой мы подрались. И я, наверное, совсем чуть-чуть вспылила, потому что очнулась уже в полицейском участке, когда ресторан был разрушен.

– Помните, как его разрушали?

– Нет. Обрывочно помню драку с Лиззи, но выброс силы… не помню совершенно.

– Часто у вас такие провалы в памяти случаются?

– Не переживайте, – я повернулась на спину, не желая смотреть на проректора. – На меня можно кричать, можно наказывать, даже отчислить можно – здоровью ничего не грозит. Ни вашему, ни моему. Такой провал в памяти был только раз – тогда, в ресторане. И никогда до и после не повторялся.

– Значит, свои ощущения от сегодняшнего… инцидента вы помните?

Я крепко зажмурилась и едва слышно ответила:

– Помню.

– Расскажете?

Долгую паузу заполнять не хотелось. Радагат будто понимал мои чувства и не торопил, а терпеливо ожидал продолжения.

– Я не хотела вообще выпускать силу. Я же совершенно ею владеть не умею – пыталась в комнате стакан поднять, подняла стол и с перепугу уронила его. Сломала ножку, пришлось сказать, что во всем виноват Таматин. А мсье Симан вызвал меня, требовал что-то там по дуге пустить. Я и выпустила просто все, что у меня внутри было. А дальше… дикое ощущение мощи, власти и восторг от этого. От того, что я могу это делать, что вся эта сила мне подчиняется.

Я помолчала, ожидая, что проректор начнет читать лекцию о том, что магия – это оружие, и оно, как вышло, совершенно мне не подчиняется, но Радагат молчал. Пришлось продолжить:

– Голова кружилась, и казалось, что на меня нападают. Теперь-то я понимаю, что студенты убегали из кабинета, но тогда посчитала, что бегут они на меня. А тут еще и ощущение власти… В общем, наложилось одно на другое, и в результате я чуть не покалечила преподавателя. Мне очень стыдно, правда.

– А сейчас это ощущение могущества есть?

– Вроде бы нет.

Радагат встал и прошел к окну. Я проследила за ним взглядом.

– Вы не против, если мы сейчас измерим ваш потенциал?

Я нервно пожала плечами:

– Нет, конечно.

Проректор вышел из комнаты, но отсутствовал недолго. Мне было страшно, что вернется он как минимум с Виктором Заррисом, а как максимум с толпой целителей и с веревками. Но нет, вернулся Радагат один, а заметив, что я волнуюсь, ободряюще улыбнулся и сел рядом со мной на кровать. В руках проректор держал серебряный приборчик, похожий на круглые часы, только с десятью большими делениями и десятью маленькими, обозначающими половину уровня, стрелочка здесь всегда одна – золотая и тонкая, дрожащая от нетерпения. Называется прибор Амагеттум. Используется он для измерения магического потенциала, и мне отлично известен: отец многие на мне испробовал, надеясь, что хоть раз золотая стрелочка сдвинется больше чем на одно деление. Сейчас, пока Амагеттум был в руках проректора, золотая стрелочка вертелась, не задерживаясь ни на одном делении.

– Он сломан? – удивилась я.

Радагат искоса взглянул на меня:

– Нет, все в порядке, не переживайте.

– Но ведь стрелочка не показывает, – начала было я, но, заметив, что глаза Радагата темнеют и на лицо опять словно бы наползает маска, замолчала. В конце концов, если прибор неисправен, то я просто не узнаю сейчас свой уровень силы, а если работает, но дело в проректоре… Пусть сам разбирается в своих проблемах.

Я протянула руку вперед, и Радагат положил в мою ладонь прибор. Стрелочка дрогнула, вернулась на ноль и медленно начала отсчет делений моего потенциала – преодолела две единицы, и я по привычке, оставшейся с детства, судорожно сделала вдох, с трудом осознавая, что не дышала; три, четыре, пять – я криво улыбнулась, но, когда стрелочка двинулась дальше, глаза мои просто достигли критического размера.