Холодный - Аселина Арсеньева Страница 24

— Может тебе воды?

— Нет! — Открестилась она неожиданно испуганно. И тут же пояснила. — Давай уже закончим и пойдем комнату делить, а то вдруг вернется скоро.

— Тут стерильные иголки. Шприц здесь только один, вот этот. Остальные наверно забрали чтобы больных лечить.

— И как у Кузьмича получилось за два с небольшим дня, в своей комнате целую лабораторию организовать? — Просковья заворожено рассматривала убранство комнаты, состоящее из колб пробирок, пузырьков и баночек. Видимо хочет успокоится. Глубоко вздохнула. — Приступим! Нарочито громко сказала она, взяв шприц иголку, обработав и приступив к набору вакцины.

Одно неловкое движение трясущихся рук и вакцина разбивается об пол. В шприце успело набраться лишь пол дозы.

— Я все сейчас же залью спиртом и уберу. Тут еще такой же пузырек есть! Нарочито бодро сказала она. Постараюсь не разбить его. — To ли пошутила, то ли всерьез сказала Прасковья.

Нужно сказать, рука у нее легкая. А вот лекарство стало расходиться нестерпимым жжением. Я стараясь не подавать вида поковылял в комнату. Она шла тоже ничем не выдавая боли. Понятно почему у нее слезы в глазах стояли и флакон из рук выпал. Но дойдя до комнаты я не выдержал, бросился на кровать и заорал дурниной.

— Ты чего? — Резво подбежала она.

— Лекарство расходится. Ааа ты кааак терпишь?

— Да ничего не терплю. Пощипало минутку с начала, а теперь хорошо все.

— Может я в сосуд попала? Дай посмотрю.

— Ну уж нет. Отойди лучше. И так воздуха не хватает.

— Ты весь красный! Что с тобой? Может непереносимость лекарства? Жди, я сейчас прибегу.

— Никон Кузьмич. Я только поставила он бросился на кровать, сказал, что больно расходится и вес вдруг краснеть начал.

— Что ты ему вколола?

— Что и себе. Правда, простите, один пузырек разбила, пришлось оставшуюся дозу из другого до-набрать.

— Какого другого? — Взревел Кузьмич.

Я почти в состоянии забытья, увидел, как он утягивает ее за собой за ухо.

— Аааа. Вот из этого. — Доносится вопль из-за стены.

7.7

— Из этого? Именно из этого? — Разноситься взбешенный рев. — Ты могла хоть откуда, но набрала именно из этого? — Еще более громкий рев и звук пощечины…

— Так он такой же! — Обиженный, но полный страха голос в перемешку со всхлипами в ответ.

— Ты читать училась? Сколько? Сколько ты ему ввела? Боюсь я не успею разработать лекарство.

— Я…

— Отойди уже! — Судя по звону стекла, Прасковью с силой оттолкнули, но я это отметил лишь краешком сознания. — Это вещество я хотел испробовать на больных животных. — В сердцах продолжал Кузьмич. — Все-равно подохнут, а мне шанс панацею добыть.

— Так тут в пузырьке еще около четверти осталось. — Уже совсем уже не о том начала переживать Прасковья. Накатила злость, она передо мной сейчас должна оправдываться и прощения вымаливать всеми силами пытаясь помочь. Я хотел было возмутиться, но боль накатила новой, еще более нестерпимой волной, все мышцы одновременно сковало до боли, а способность думать и вовсе пропала.

— Этой дозы коров на двадцать хватило бы, а ты все в одну жопу засунула, баба безмозглая!

— Да что вы себе позволяете! — Взвыла Прасковья.

— Да, ты! — Захлебнулся от возмущения Кузьмич. — Это был мой самый долгий и не побоюсь — уникальный проект. Мне чудом удалось заполучить доступ в тюремный лазарет и взять кровь у больного редкой болезнью. Уникальный случай, поражающий мозг, но поднимающий иммунитет. Он безумен, но не заражается ни одной болезнью, а его кровь оказалась восприимчивой только одному яду

— Это…

— Кровь я смещал с ядом выделенным краснобрюхой жерлянкой и…, да что я тебе объясняю?! Там такие компоненты! А как я их доставал?! А? — Продолжал негодовать Кузьмич и это негодование помогало удержать сознание, но в то же время будто убаюкивали, что было странно на фоне новой жгучей волны боли, и самопроизвольно принимающих неестественное положение конечностей. — Многие вещества были на вес золота! А ты мой эксперимент запорола, еще и сложнейшую по составу вакцину примешала, угробив человека. Как же я теперь отчитаюсь за смерь подопечного студента?

— Простите…

— Ты понимаешь, что из-за тебя мне могут запретить практиковать? — Срывал голос Кузьмич.

— Я еще жив и все слышу, — хриплю я, почти теряя сознание, но отчаянно пытаюсь за него держаться. Боль, теперь именно она помогает мне в этом. Я начиная различать ее оттенки. Не знал, что могу терпеть такое. Но пока держусь, не позволяя захватить меня мраку. На ум приходит спасительная таблица Менделеева и я начинаю перечислять все ее элементы по порядку не позволяя затуманится разуму. Порядковые номера и свойства элементов, — я проговаривал в уме все, в это же время от боли, дурниной, крича наяву.

— Сейчас, это единственное чем могу попытаться тебе помочь. — Еще один укол, который на фоне боли во всем теле, совершенно не заметен.

Я чувствовал острую потребность в работе мозга. Казалось, остановлюсь, и с этим остановится все мое бытие! Менделеев, таблица… Надо вспомнить, что это?

Свет! Яркий свет. Я сижу…

— Арсений, Арсений. Очнись! — Это просто дурной сон.

— А? Что? Сквозь дымку слез, по-прежнему жадно пытаясь ухватить воздух, улавливаю лицо Ангелины.

Небольшой словарик старинных слов:

* Тятя — так называли отца, в основном крестьянские дети или выросшие в их окружении.

* Пимы, пим. — Валенки, валенок.

Найдете что-то непонятное спрашивайте:))