Поцелуй василиска - Полина Флер Страница 23

Кивнув снова, ответила:

– Да… мы спорили… я попыталась убежать… генерал… он хотел остановить… тогда я ударила его…

– Ударили его сиятельство? – удивленно перебил адъютант, и его глаза округлились.

Я слабо улыбнулась:

– Не сильно… подсвечником по голове…

Ганс потеребил губу и понимающе кивнул:

– Тогда ясно, почему его сиятельство лежал без сознания, когда мы вас нашли. Он сам снял очки?

– Не помню. – Я вздохнула и наморщила лоб. – Кажется, нет… не сам… так вышло. Ремешок лопнул и…

Голова закружилась, вспомнилась резкая боль, разрывающая на части. Я прижала ладонь к глазам и всхлипнула. Ганс наклонился и погладил меня по волосам.

– Успокойтесь, госпожа. Все хорошо. Скажите, не чувствуете ли вы странного привкуса во рту?

– Чувствую, – призналась я. – Мятный…

– Хм… вы уверены? Может быть, металлический?

– Нет-нет.

– И нет ощущения, что песок на зубах скрипит?

– Ничего такого.

– Тогда попробуйте пошевелить пальцами.

Я послушно отняла ладонь от лица и пошевелила.

– Так, хорошо. Сожмите в кулак. – Я повторила. – Теперь согните ноги в коленях… Высуньте язык… смелее, смелее! Так. Улыбнитесь… Отлично! – Ганс откинулся на стуле и поскреб в затылке. – Вижу, все суставы и мышцы в норме.

– Я не каменею? – спросила с надеждой.

Ганс развел руками:

– Как видите, нет. И ничего подобного не предвидится. И это… это поразительно!

Я поежилась, привычно тронула кулон и вскрикнула – он показался мне обжигающе горячим. Опустив взгляд, увидела лунное мерцание, а когда отняла руку, от пальцев почувствовала слабый мятный аромат. Как странно!

Ганс ничего не заметил, только задумчиво дергал ленту, вплетенную в косичку, на лице было серьезное выражение.

– Это странно, фрау, – подытожил он. – То, что на вас не подействовала сила василиска, может значить только одно: проклятие снято.

– А это так? – осторожно уточнила я и поднялась на подушках.

Слабость отступала, мышцы постепенно наливались силой, и перед глазами больше ничего не плыло.

– Не знаю, – покачал головой Ганс. – Все в этом замке в курсе, что проклятие может снять лишь та, кто полюбит его сиятельство всем сердцем. Но вы ведь не любите его?

– Я? Нет! – Сдув со лба лезущие в глаза волосы, я свесила ноги с постели. – Еще чего! Просто я… пожалела его, наверное.

– Пожалели? – Ганс слегка приподнял брови.

Я вздохнула и принялась смущенно разглаживать оборки.

– Пожалуй, да. Там, в комнате с портретами…

– Вы видели его родителей?

– Видела. Мать… и отца. – При воспоминании о разрезанном ножом портрете стало не по себе. – Поэтому его сиятельство запрещает входить в эту комнату, Ганс? Чтобы никто не узнал, как он любит свою покойную мать и ненавидит отца?

– Его сиятельство не привык проявлять слабость, – пояснил адъютант. – И на войне, и при королевском дворе никого не волнует, насколько серьезны твои раны. Покажешь уязвимость – порвут на клочки.

– А картины? – вспомнила я. – Пейзажи, наброски… это тоже принадлежало его матери? Или брату?

– Ему самому, – печально улыбнулся Ганс. – Еще будучи лейтенантом в кадетском корпусе его величества, его сиятельство обнаружил в себе склонность к изобразительному искусству. Проходя службу в Альтарской империи, он выучился живописи у лучших мастеров. После принятия титула у его сиятельства оставалось все меньше времени на искусство, да и проклятие выдерживать с каждым годом все труднее. А после того как окаменела третья герцогиня Мейердорфская, Гретхен, его сиятельство окончательно отказался от прошлого и запер его под замок, чтобы никто не видел, каким он когда-то был и каким больше никогда не станет.

От этих слов по коже снова пополз холодок. Я зябко передернула плечами.

– Как глупо… просто глупо заживо хоронить себя. Ненавидеть всех вокруг за ошибки прошлого. И если я не умерла, если проклятие снято… возможно…

– Это может достоверно подтвердить только его сиятельство, – перебил адъютант. – Но герцог не желает никого видеть. Придя в себя, он сразу заперся в покоях.

– Что за ребячество, – закатила глаза я.

– Ох, фрау, – вздохнул Ганс. – Его сиятельство очень убивался, когда понял, что волей случая едва не убил и вас. Я знаю его достаточно, чтобы гарантировать это.

– Тогда мы должны проверить, снято ли проклятие. – Я вскочила на ноги и подалась к дверям. – Немедленно. Сказать ему, что я жива.

– Но ваше здоровье… – попытался остановить меня Ганс, поднимаясь со стула.

Я отмахнулась:

– Со мной все в порядке. Недаром любезная мачеха говорила, что вместо того чтобы зачахнуть, я цвету, как пион. Что, если все ошибались? Что, если есть и другие условия для снятия проклятия? Вашему герцогу не нужно будет больше таиться и хоронить собственное прошлое, и никто из девушек не умрет. Идемте же, Ганс. – Я потянула его за рукав. – Идемте.

Я выбежала из комнаты, адъютант за мной.

Было немного не по себе. Как отреагирует генерал, когда увидит меня, живую и невредимую? Почему проклятие не подействовало? Я вспомнила, как что-то лопнуло в тот момент, когда василиск поглядел смертоносным взглядом, и снова рассеянно тронула кулон. Он больше не обжигал, но был теплым и приятным на ощупь. Жюли сказала, что это память о моих родителях. Возможно, в нем кроется какая-то тайна? Или дело в моем иномирном происхождении? Все это только предстояло выяснить, а пока мы шли по коридорам, пульс колотился в такт шагам, и я не думала, что скажу генералу, когда увижу его, а думала о девушках, которые навсегда застыли каменными изваяниями. А еще о том, что едва не стала одной из них.

Мы еще не дошли до дверей, как с улицы донеслись выстрелы. Ганс остановился столбом, а потом рванул к лестнице.

– Куда? – ахнула я.

– Возвращайтесь в комнату, – вместо ответа крикнул адъютант. – Это может быть опасно.

– Вот уж нет.

Я подобрала платье и бросилась следом. За первым выстрелом прозвучал второй, потом послышался звон разбитых бутылок и свист.

Мы пронеслись мимо часовых, и Ганс погрозил одному из них кулаком, прошипев на бегу:

– Куда смотрел, морда? Почему его сиятельство упустил?

– Приказал, вашбродие! – промычал часовой. – Застрелить грозился!

– Я тебя самого застрелю, сукин ты сын! – в запальчивости пообещал адъютант, схватился было за пистолет, но передумал и, взяв меня под локоть, вытащил в сад.

Снова выстрел и звон бутылки. Потом во все горло, невпопад, песня: