Мост через вечность - Ричард Бах Страница 23

Я, который всегда уходил от столкновений, потерял дар речи, осознавая контраст между нами. Если другие желают воевать, погибать на войне или выступать против войны, считал я, то в этом проявляется их свобода выбора. Для меня имеет значение лишь один мир — субъективный мир человека, который каждый создает для себя сам. Я бы скорее начал по-другому истолковывать историческое прошлое, но не стал бы политиком, не стал бы убеждать людей писать письма, голосовать, выступать или делать то, к чему они сами не чувствуют расположенности.

Она так сильно отличалась от меня. Откуда же это благоговейное уважение по отношению к ней?

— Ты думаешь о чем-то очень важном, — сказала она мне серьезным тоном.

— Да. Ты права. Ты полностью права. — Я так хорошо понял ее в этот момент, она мне так сильно понравилась, что я сказал ей все, что думал. — Я подумал, что именно это различие между нами делает тебя моим лучшим другом.

— Да?

— У нас очень мало общего — шахматы, хот-фадж, фильм, который мы хотим посмотреть — и в то же время мы так сильно отличаемся во всех других отношениях, что ты не кажешься мне такой опасной, как другие женщины. У них часто есть надежда выйти замуж. Но для меня одного брака уже достаточно. Никогда больше.

Очередь медленно ползла вперед. Мы будем в зале не раньше, чем через двадцать минут.

— Все это относится и ко мне, — сказала она и засмеялась. — Я не хочу показаться тебе опасной, но это еще одна наша общая черта. Я уже давно разведена. Едва ли я вообще встречалась с кем-то до свадьбы, поэтому, когда я получила развод, я начала встречаться, встречаться, встречаться! Но ведь так невозможно узнать человека, как ты думаешь?

Мы можем отчасти узнать его, думал я, но лучше было послушать, что она думает об этом.

— Встречалась с некоторыми из самых выдающихся, самых пресловутых, знаменитых людей этого мира, — сказала она, — но никто из них не сделал меня счастливой. Большинство из них подкатывают к твоей двери в машине, которая больше, чем твой дом. Они одеваются изысканно, они едут с тобой в фешенебельный ресторан, где все собравшиеся — знаменитости. Затем ты получаешь фотографию и видишь, что все выглядит так пышно, весело и изысканно! Я продолжала думать, что лучше мне ходить в хороший, а не в фешенебельный ресторан, носить ту одежду, которая мне нравится, а не ту, которую модельеры считают в этот год последним криком моды. А чаще всего я бы предпочла спокойно побеседовать или прогуляться в лесу. Мне кажется, что это другая система ценностей.

Мы должны иметь дело с той валютой, которая представляет для нас ценность, — продолжила она, — в противном случае любой успех в этом мире не покажется нам удовлетворительным, не принесет счастья. Если кто-то пообещает, что тебе заплатят миллион скрунчей за то, что ты перейдешь через улицу, а скрунчи не представляют для тебя никакой ценности, — ты будешь переходить через улицу? А если тебе пообещают сто миллионов скрунчей, что тогда?

Я чувствовала такое отношение к большей части того, что высоко ценилось в Голливуде, будто я имею дело со скрунчами. У меня было все, чего требовало мое положение, но я чувствовала себя как-бы в пустоте. Казалось, что я не могу уделять много внимания всему, что меня окружало. Зачем это все, если это лишь скрунчи? — спрашивала я себя. А между тем я боялась, что если буду продолжать встречи, то рано или поздно я сорву банк ab.(,abln в миллион скрунчей.

— Как это могло случиться?

— Если бы я вышла замуж за мистера Выдающегося, я бы до конца жизни носила изысканную одежду, была бы хозяйкой дома для выдающихся людей на аристократических застольях в его кругу. Он бы стал моей гордостью, а я — его завоеванием. Вскоре бы мы стали жаловаться, что наш брак утратил всякий смысл, что мы не так близки друг другу, как нам следовало бы быть — когда о смысле и близости говорить было бы уже слишком поздно.

Я очень ценю две вещи — душевную близость и способность доставлять радость. Кажется, их нет в списке ни одного другого человека. Я чувствовала себя как чужой человек в чужой стране, и решила, что лучше мне не выходить замуж за туземцев.

Я отказалась еще от одной вещи. От встреч. А сейчас: — сказала она, — хочешь узнать секрет?

— Скажи.

— Сейчас я бы предпочла быть со своим другом Ричардом, чем встречаться с кем угодно другим!

— Аууу — сказал я. Я обнял ее за это, неловко обнял одном рукой.

Лесли была уникумом в моей жизни: красивая сестра, кому я доверял и кем восхищался, с которой я проводил ночь за ночью за шахматной доской, но ни одной минуты в постели.

Я рассказал ей о своей совершенной женщине, как хорошо эта идея работает. Я чувствовал, что она не согласна, но слушает с интересом. Прежде чем она успела ответить, мы уже были в кинотеатре.

В фойе, где уже не было холодно, я перестал обнимать ее и не прикасался к ней больше.

Фильм, который мы увидели в этот вечер, нам суждено было посмотреть еще одиннадцать раз до конца этого года. В этом фильме было большое, пушистое, голубоглазое существо с другой планеты, которое попало к нам в результате крушения космического корабля. Это существо называлось вуки. Мы полюбили его так, будто мы сами были двумя вуки, а на экране видели своего представителя.

В следующий раз, когда я прилетел в Лос-Анжелес, Лесли встретила меня в аэропорту. Когда я вылез из кабины, она вручила мне коробку, перевязанную ленточкой с бантиком.

— Я знаю, что ты не любишь подарков, — сказала она, — поэтому я принесла тебе это.

— Я никогда не делаю тебе подарков, — прохрипел я польщенно. — Это мой тебе подарок: никогда не делать тебе подарков. Почему?:

— Открой коробку, — попросила она.

— Хорошо, еще один раз. Я открою ее, но:

— Открывай же, — сказала она нетерпеливо.

Подарком оказалась эластичная и пушистая маска вуки, которая надевалась на голову и доходила до шеи. В ней были сделаны дырки для глаз, а зубы были отчасти обнажены — полное подобие героя нашего любимого фильма.

— Лесли! — воскликнул я.

Маска мне очень понравилась.

— Теперь ты сможешь позабавить всех своих подруг своим мягким пушистым лицом. Надень ее.

— Ты хочешь, чтобы я прямо здесь на аэродроме у всех на виду?:

— Да, надень! Для меня. Надень ее.

Под влиянием ее обаяния весь мой лед растаял. Я надел маску, чтобы позабавиться, немножко порычал, как вуки, а она смеялась до слез. Я тоже смеялся под маской и думал о том, как много она для меня значит.

— Пошли, вуки, — сказала она, вытирая слезы и внезапно взяв меня за руку. — Мы можем опоздать.

Верная своему обещанию, она поехала со мной из аэропорта в киностудию LGМ, где заканчивались съемки фильма с ее участием. По пути я заметил, что люди с ужасом смотрят на меня в машине, и я снял маску.