Крепость - Михаил Михеев Страница 23

А адмирал Камимура мог теперь лишь до боли сжимать кулаки. Для него замысел русских был ясен, и от бессилия хотелось выть. Русские, пользуясь неожиданной эффективностью своих орудий, стремились не выбить из линии и даже не потопить один из его кораблей. Нет, им надо было обездвижить их, чтобы потом спокойно добить. Всех! Без хода и боезапаса. Не имеющих возможности уклониться от боя. Всех до единого, но командиры его крейсеров, очевидно, не понимали этого, а упорно лезли на рожон. "Идзумо" содрогнулся — какой-то из русских снарядов, направленных то ли в пылающую "Адзуму", то ли в "Ивате", перелетом угодил ему в борт. Камимура не обратил на это внимания. Одним больше, одним меньше — какая теперь разница? Мозг японского адмирала лихорадочно искал выход из ситуации и не находил его. Вернее, находил, но это был всего лишь последний выход самурая, с циновкой и вспарыванием живота. А главное, даже отдать приказ отряду рассыпаться и спасаться по способности он уже не мог — мачты снесены, в радиорубку угодил снаряд, разметав всех, кто в ней находился, на атомы. Даже семафором не передать — в дыму ничего не видно. И с неожиданной тоской Камимура понял, что видит последние часы, а может, и минуты своего отряда, а вместе с ним, возможно, и начало заката Японии.

Спустя неполный час адмирал Эссен посмотрел на Бахирева и довольно кивнул:

— А пожалуй что, Михаил Коронатович, мы победили.

Бахирев согласно кивнул. Действительно, чем, как ни победой, это можно назвать? "Идзумо" еле плетется, и, хотя на японском флагмане справились с пожарами, его бедственного положения это не меняет. Орудия молчат, позади густой шлейф дыма, хотя, надо сказать, тонуть он пока не собирается. "Адзума", напротив, горит жирным, коптящим пламенем, вздымающимся почти до кончиков мачт, и что творится в этом аду страшно даже представить. Огонь тоже не ведет, возможно, там уже некому даже стрелять. Непонятно, что с машинами, корабль лежит в дрейфе и отстал от эскадры. По сути, это выгоревшая изнутри броневая коробка, непонятно как еще держащаяся на плаву.

"Ивате" поврежден меньше, и, похоже, частично сохранил ход, во всяком случае, опять встал в кильватер флагману. Пожары есть, но не очень серьезные, однако артиллерия молчит. Крейсер имеет сильный крен на нос и левый борт, из-за этого стволы орудий невозможно поднять на нужный угол, они просто не добросят снаряды до "Рюрика". Впрочем, у них и в нормальном состоянии это не очень-то получалось.

На самом деле повреждения этого корабля были даже серьезнее, чем полагали на "Рюрике". Бронебойный десятидюймовый снаряд ударил в палубу крейсера под достаточно острым углом. Еще бы один-два градуса, и он бы просто скользнул по броне, будь это снаряд вроде тех, что использовала Порт Артурская эскадра — тоже, но сейчас процесс шел чуть иначе. В отличие от того, что стояло на вооружении девять лет назад, новые снаряды отличались не только лучшей начинкой и другими взрывателями. Помимо этих, безусловно важных, вещей, у снарядов было одно маленькое, но важное усовершенствование — разработанные еще покойным адмиралом Макаровым колпачки из мягкого металла, при ударе о броню вражеского корабля буквально прилипающие к ней и не дающие снаряду отскочить. Эта маленькая, по сравнению с размерами снарядов, нашлепка, резко повышающая их бронепробиваемость, не поспела к той войне. А жаль, ведь с ней, к примеру, даже относительно легкие снаряды "Варяга" в бою при Чемульпо оказались бы смертельно опасны для его главного противника, броненосного крейсера "Асама". Но… чего не было — того не было, зато сейчас имелись. Удар! Колпачок, расплющившись от удара, влип в броню "Ивате". Снаряд проломил верхний слой брони, чуть изменив при этом траекторию. Скользнув между броневыми скосами, он ухитрился не просто пройти глубоко внутрь корабля, но и найти, пожалуй, оптимальное направление движения, угодив точнехонько во вторую кочегарку. Взорвись он там, мало бы не показалось никому, однако тугой взрыватель на сей раз спас японцев от взрыва котлов, хотя пар из разорванных трубопроводов моментально заполнил помещение. Наружу полезли ошпаренные матросы… Пройдя кочегарку насквозь и снеся попутно голову некстати попавшемуся на пути механику, снаряд вышел сквозь правый борт, ниже ватерлинии, взорвавшись уже практически снаружи. Крейсеру, правда, от этого легче не стало, скорее, наоборот, поскольку брони там не имелось. Стальные листы развернулись гигантским, с рваными краями, сюрреалистическим цветком, соленая тихоокеанская водичка с восторгом устремилась в открывшиеся ворота, и от взрыва котлы спасло лишь то, что пар из них уже частично стравился. Однако котлов было много, и распространяющаяся воды, которую не успевали откачивать помпы, неминуемо привела бы к затоплению соседних помещений и взрыву. Спасаясь от этого, командир "Ивате" отреагировал быстро и нестандартно. Контрзатоплением отсеков левого борта он вызвал резкий крен своего крейсера, в результате чего пробоина оказалась над водой, вот только дальнобойность орудий резко упала, да и скорость тоже, вследствие чего крейсеру оставалось только пристроиться в кильватер изувеченному флагману. И это еще, можно сказать, повезло, что при таком крене правый винт все же остался под водой, иначе ход упал бы еще сильнее, да и управление крейсером, и без того затрудненное, вряд ли вообще было бы возможно.

Четвертый японский броненосный крейсер, "Токива", выглядел наименее пострадавшим. Ну да, "Рюрик" обстреливал его не более десяти минут, а это значит, всего несколько попаданий, причем отнюдь не фатальных. Эскадренную скорость держит, тонуть не собирается, пожаров не наблюдается, вернее, они были, но небольшие, и японцы ухитрились их быстро погасить. Правда, и орудия молчат — очевидно, расстреляли остатки боезапаса. Но не уходит, упорно держится в кильватере "Ивате", хотя пока что шансы оторваться от русских у него есть. Вряд ли машины повреждены, во всяком случае никаких признаков этого не заметно, но все равно готов умереть, но не отступить. Упорный народ японцы… И храбрый. Эссен в очередной раз почувствовал уважение к противнику.

Пожалуй, грамотнее всего поступили командиры "Нанивы" и "Такачихо". Эти два старых однотипных корабля держались весь бой чуть в стороне и дисциплинированно не лезли в пекло без приказа. Все же с их не слишком мощным вооружением и практически отсутствующей защите вступать в бой с противником, избивающем броненосные крейсера, было не только бесполезно, но и смерти подобно. Они и сейчас не лезли на рожон, вполне справедливо опасаясь получить в борт крупнокалиберный "гостинец".

"Рюрик" за время боя получил восемь попаданий, причем одно — из шестидюймового орудия, непонятно как вообще добросившего снаряд на пятьдесят кабельтов, разделяющих в тот момент их корабли. Для столь дальней, по меркам Русско-Японской войны, дистанции процент попаданий весьма приличный, для восьмидюймовых орудий порядка четырех процентов, а то и более. Можно сказать, повезло, что у японцев еще до начала боя оказался практически расстрелян боекомплект, иначе пришлось бы драться, держась еще дальше, и, соответственно, с более низким процентом собственных попаданий. Расстреляли бы весь боезапас без решительного результата, и только.

Повреждения русского крейсера, судя по докладам, оказались невелики. По сути, лишь два снаряда из восьми смогли причинить серьезный вред — один проломил броню и вывел из строя два стодвадцатимиллиметровых орудия. Пока непонятно, удастся ли их отремонтировать. Второй броню не пробил, зато смог заклинить кормовую башню главного калибра. Сейчас матросы, весело переругиваясь, с помощью обязательных для русских лома, кувалды и всем известной матери выковыривали осколки, мешающие ее повороту. Хорошо еще, случилось это в самом конце боя, по сути, это было вообще последнее попадание в "Рюрик", и артиллеристы клялись и божились, что смогут все исправить.