Воин Древнего мира - Брайан Ламли Страница 23

Когда женщины остались обнаженными, четверо нубийцев подняли мать Кхайя с земли и расположили ее тело горизонтально, держа его за руки и за ноги. Намишу подняли в то же положение, а потом без суеты, холодно и без похоти черные гвардейцы начали насиловать женщин. Мать была в сознании и истошно кричала, а дочь не осознавала, что происходит с ее телом.

Черные гвардейцы с невозмутимым видом проталкивали свою плоть в их тела, а потом уступали место следующим.

Каждое совокупление в отдельности занимало немного времени. Воины действовали очень слаженно; каждый находился у тела всего несколько секунд, а потом отходил в сторону, уступая место следующему.

После того, как к Мерайет подошел пятнадцатый или шестнадцатый мужчина, она издала последний истошный крик и потеряла сознание. Тогда четверо гвардейцев перевернули ее, поддерживая под колени и под мышки.

Держа ее в таком положении, они побежали к восточному краю площадки, расположенной высоко над землей. Там на определенном расстоянии друг от друга были установлены бронзовые шесты, при помощи которых делались замеры. Их вставляли в углубления в наружных каменных блоках. Два из этих шестов были заточены до остроты иголки. Не останавливаясь, нубийцы надели тело Мерайет на один из них. Шест пронзил несчастную насквозь, выйдя красным и блестящим рядом с верхней точкой позвоночника.

Намишу тоже отнесли к краю площадки. Когда ее поднимали над вторым заточенным шестом, она внезапно пришла в сознание. Девушка успела издать только один душераздирающий вопль, а потом захлебнулась кровью, когда в ее тело вошел тонкий острый бронзовый клык. Ее конечности спазматически дергались какую-то долю секунды, а потом острый конец шеста вышел у нее над левей грудью, и она затихла.

На протяжении всего этого кошмара Ибизины-мужчины выли, рыдали и пытались вырваться, но огромные нубийцы крепко держали их. Собрав в кулак волю и появившиеся неизвестно откуда силы, о которых он раньше и не подозревал, Адхан наконец разбросал в стороны гвардейцев, повернулся и ударил ногой в пах одному из воинов, схвативших его отца.

Нубиец скорчился в агонии, а Харсин Бен тут же вырвался из рук второго гвардейца и бросился к фараону.

Адхан вырвал копье из рук пораженного нубийца и кинулся в противоположном направлении – к перепуганной толпе, крича в неистовстве:

– Где ты, предатель? Теперь я знаю, кто ты. Ты, Имтод Хафенид! Ты добился того, чего хотел! Ты уничтожил нас! Где ты, ублюдок? Пусть Ра станет моим свидетелем!..

Знатные граждане, до этой минуты остававшиеся лишь ужасавшимися зрителями, не вовлеченными в происходящее лично, поняли, что попали в капкан, оказавшись между маньяком с пеной на губах и северным краем площадки. Когда Адхан бросился сквозь их ряды, они разбежались в стороны. Наконец Адхан увидел Имтода, прятавшегося за их спинами – побледневшего и дрожавшего, скорчившегося у края обрыва. Адхан направил на него свое копье.

– Я совратил свою сестру, говоришь? – закричал Адхан. – Осквернил ее? Нет, это был не я. Но теперь я знаю, кто это сделал!

Он отвел копье назад, чтобы пронзить предателя, но не успел…

Копье выхватили у него из-за спины, а потом вокруг его горла сомкнулась огромная черная рука. Адхана потащили назад и бросили на землю к ногам остальных нубийцев. Разъяренная толпа черных гвардейцев уже готова была вонзить в него свои копья и мечи.

– Нет! – внезапно прозвучал громоподобный голос фараона. – Не убивайте его. Сделайте так, чтобы он никогда не смог иметь детей. Кровь Ибизинов проклята на веки веков и не должна никому передаваться.

Адхана прижали к земле, и он мог только истошно кричать. Когда с него сорвали одежду, у него на губах появилась пена. Один воин достал острый кривой кинжал, в следующую секунду Адхан издал нечеловеческий, раздирающий душу вопль, который затем перешел в рыдания и лопотание сумасшедшего. Завершив свою жуткую работу, воины отпустили юношу, и несчастный пополз на четвереньках к краю обрыва, оставляя за собой кровавый след.

– Нет! – снова послышался голос фараона. – Он не должен покончить с собой. Отнесите его к основанию склона и отпустите. Пусть живет… как напоминание.

Когда изуродованное тело Адхана потащили к склону, фараон повернулся к Харсину Бену. Старому архитектору удалось прорваться сквозь кордон нубийцев к трону Хасатута. Там его остановили, когда он безуспешно пытался перевернуть носилки. Теперь он лежал на земле, сжимая рукой свои внутренности, выпадавшие из распоротого живота. Зная, что он уже мертвец, Харсин Бен дал волю своему гневу, злобе и ужасу, проклиная фараона. Казалось, что поток изрыгаемых им проклятий никогда не иссякнет.

Хасатут несколько секунд слушал умирающего, а лотом рукой показал на край площадки. Два черных гвардейца тут же схватили старика и сбросили его с обрыва.

Наступила мертвая тишина. Потом налетел холодный ветер, поднял песок и закружил его перед троном фараона. Тишину прорезали рыдания Кхайя.

Огромная голова Хасатута медленно повернулась к мальчику. Кхай висел на руках двух нубийцев, изможденный своим отчаянным сопротивлением. Его светлые волосы прилипли ко лбу, а белая рубашка и юбка напоминали мокрые грязные лохмотья.

– Анулеп, – обратился фараон к визирю голосом, совершенно лишенным каких-либо эмоций, – отведи мальчика в пирамиду. Сделай все необходимое, чтобы подготовить его к началу обучения, и приступай, как только будет возможно. Ты лично отвечаешь за его подготовку. Постепенно он примет на себя ряд твоих обязанностей. Их у тебя слишком много. Даю тебе три месяца…

Вместо ответа визирь склонил голову, потом жестом приказал воинам, державшим Кхайя, следовать за ним. Анулеп вошел в пирамиду через арку входа, украшенную резными камнями, и растворился в темноте. Кхайя шатало из стороны в сторону, он постоянно спотыкался. Казалось, он вот-вот потеряет сознание. Перед тем, как скрыться под аркой, он в последний раз оглянулся па сцену, которая навсегда запечатлелась у него в памяти. Эти воспоминания долгие годы будут жечь его изнутри, словно капли кислоты.

Обнаженные, изуродованные тела его матери и сестры, нанизанные на медных стрежнях, больше походили не на людей, а на мертвых животных и, подобно горгульям, смотрели на Асорбес невидящими глазами…