Царев врач, или Когда скальпель сильнее клинка - Александр Сапаров Страница 23

– Разрешишь ли, великий государь, лицо воина осмотреть. Тогда я ответ смогу дать точный.

Царь милостиво кивнул, я подошел к воину и начал смотреть шрамы. Да, это, конечно, не рана Лизы. Видимо, вовремя не была оказана помощь, и рана заживала вторичным натяжением: широкий бугристый рубец тянулся со лба через все лицо до подбородка, разъединяя верхнюю губу наподобие заячьей.

Я повернулся к царю и с глубоким поклоном сказал:

– Великий государь, совсем я, конечно, такое убрать не смогу, но лик будет благообразным.

Из-за трона вышел человек с неприятным лицом и что-то зашептал на ухо царю.

– А вот мой лекаришка Бомелий говорит, что быть такого не может, человеческие руки без дьявольских козней такого не сделают.

– Великий государь, сделаю я то, что обещал, и пусть со мной рядом будут иерархи нашей православной церкви, пусть убедятся, что я все делаю только молитвой и лекарским ножом.

– Да будет так, – сказал Иоанн Васильевич. – Бери воя с собой, а завтра поутру митрополит к тебе прибудет, тогда и начнешь искусство свое показывать.

Мы с боярином молча сидели в карете, которая везла нас ко мне в усадьбу. Первым не выдержал я:

– Скажи хоть, боярин, как звать-величать тебя, неудобно все-таки: ты меня знаешь, а я тебя – нет.

Тот неожиданно смущенно улыбнулся:

– Да не боярин я, поднял меня Иоанн Васильевич и приблизил к себе, тело я его храню. А зовут меня Ивашко Брянцев. Рану эту я в сече получил. И с тех пор великий государь думал, как мне лик человеческий вернуть. Ведь девки как на мое лицо посмотрят, так их трясуха берет. Конечно, куды бы они делись!.. Но хочу, чтобы на меня без боязни жена смотрела. И тут донесли государю, что боярский сын Сергий Щепотнев в трактире девке рану на лице заштопал, что ни одна швея такого не смогла бы сделать. Видоки сказывали, ниточка тонкая, и то видна, если приглядеться. Тогда Иоанн Васильевич собрал своих лекарей и спросил, могут ли они такое совершить. Все отказались. Так вишь, этот, – тут он перешел на шепот, – Бомелька, гад, на тебя напраслину возводить стал. Завидки его берут, что милость царская от него уплыть может. А мне уже ничего не страшно: хуже, чем сейчас, мое лицо точно не будет.

Когда мы приехали домой и челядь узнала, что завтра к нам, может быть, явится сам митрополит Московский Антоний, поднялась жуткая суета. Все мылось, чистилось, готовилось к встрече высокого гостя.

Я тем временем более подробно рассмотрел шрам у моего пациента. Да, работы предстояло много, и самое главное, за один этап ее было не сделать. Не хватало нормального обезболивания, а с эфирным наркозом придется делать все это в три этапа.

– Так вот, Ивашко, сразу весь шрам убрать у меня не получится, завтра исправлю я тебе лоб, через неделю… ну, это еще посмотрим, как все заживать станет… займусь шрамом на самом лице, а потом губу верхнюю соединю, и не будут у тебя зубы, как у зайца, торчать.

– Да согласен я на все, боярин, только делай поскорей.

Посидели мы с Брянцевым неплохо, я, конечно, на вино не очень налегал, но как откажешься выпить за здравие государя Иоанна Васильевича?

Утром, когда мы уже готовились к лечению, к воротам подъехал возок. Из него вышел митрополит Антоний, сопровождаемый отцом Евлампием и еще несколькими монахами.

Вся челядь, наряженная по случаю прибытия важных гостей, выстроилась с обеих сторон. Я подбежал к митрополиту и, преклонив колено, сказал:

– Высокопреосвященнейший владыко, благословите раба божьего Сергия и домочадцев его.

Антоний с явным нежеланием вяло поднял руку для благословения и молвил:

– Благословляю тебя, Сергий, и дом сей. А сейчас веди нас, будем смотреть, как ты станешь лечить и что делать будешь при этом. И трепещи: а вдруг колдовство али чернокнижие усмотрим?

– Владыко, перед тем как к лечению приступать, надобно мне молитву Господу вознесть, только потом можно к делу перейти. А сейчас проходите в комнату, где все будет проходить. Там для вас скамейки с подушками поставлены, чтобы вы ничего не пропустили.

Антоний и Евлампий молча прошли в операционную и уселись на скамейки. Брянцев уже лежал на операционном столе и внешне был спокоен, тем более что перед этим я дал ему выпить приличную порцию успокоительного. Я же повернулся лицом к иконам и долго молился. Закончив молитву, подошел к столу, и Антоха начал капать эфир на матерчатую маску, лежащую на лице оперируемого. Я объяснил наблюдателям, что сейчас пациент заснет, и можно будет делать все, что нужно, рассказал, что сегодня будет убран только шрам на лбу. Когда наркоз подействовал, взял в руки скальпель, перекрестился и начал делать разрез. Оба священника буквально следили за моей рукой. Несколькими уверенными движениями я вырезал келоидные ткани рубца и перевязал пару мелких сосудиков, потом начал сшивать рану тонкой шелковой ниточкой. После сшивания на лбу Брянцева остался небольшой тонкий шов в виде косой полоски, а за счет изъятия кусочка кожи немного разгладились морщины на лбу. Я протер шов спиртом, наложил сухую повязку и вновь прочитал молитву о здравии, которую на этот раз читали вместе со мной и присутствующие.

После того как Брянцев проснулся, он первым делом потребовал зеркало, которое я, естественно, приготовил заранее. Он долго разглядывал послеоперационный шов у себя на лбу в мутном осколке стекла, а потом спросил:

– Это так теперь и будет?

– Конечно нет. Вот через три дня снимем тебе швы, покраснение пройдет, тогда увидишь, как все будет.

Разочарованные быстротой операции священники с сопровождающими разбрелись по двору и совали свои носы во все дырки, но у меня челядь была проинструктирована, как отвечать. Серой у нас не пахло, перегонный куб особого внимания не привлек, как и бутыль с хлебным вином. Больше всего гостей интересовал процесс производства дурман-водки, но я сказал, что храню его в секрете. Вот если великий государь Иоанн Васильевич пожелает, открою секрет для всех, если нет, буду сам монопольно делать эту водку.

Не обнаружив чернокнижия и колдовства, митрополит подобрел и уже с большим удовольствием благословлял всех присутствующих. За это время за воротами скопились сотни москвичей, прослышавших о приезде владыки, и ему перед отъездом пришлось выйти благословлять всех. Уезжая, он обещал лично освятить мои постройки и сказал, что я могу продолжать лечение уже без его присутствия.

После отъезда важных персон все вздохнули с облегчением. Временно наступил покой. Брянцев спал, я сидел в своем кабинете и думал, что, если бы здесь стоял компьютер и окно было из цельного стекла, можно было бы подумать, что я сижу в своем кабинете в больнице. Вот только книжные полки пока оставались пустыми. Я сидел и размышлял о своем будущем. Я не очень хорошо помнил историю, но знал, что сейчас идет длинная Ливонская война, и тянуться она будет много лет без особых перспектив. Мне хотелось бы помочь своей стране, но я никак не мог понять: а что мне надо для этого сделать? Мелькали мысли: может, совершить какое-нибудь открытие? Но я, к сожалению, ничего особого не знал, что можно было бы использовать в настоящее время. Вот разве попробовать организовать медицинское обеспечение в войсках, чтобы уменьшить количество потерь. Ведь, наверное, нетрудно будет доказать царю, что дешевле вылечить опытного воина, чем воспитать такого же вновь.