Мельница желаний - Анна Гурова Страница 23

Йокахайнен смотрел на саами, те смотрели себе под ноги. На миг ему захотелось обернуться к Рауни, упасть на колени и закричать: «Я не знал! Я больше не хочу учиться похъёльской магии, отпусти меня!» — но он понимал, что тогда здесь умрут не пять, а шесть саами.

Возле ладоней Йокахайнена заклубились холодные вихри, оседающие инеем на ледяном полу. Зрение и слух обострились, став почти такими же, как у туна. Он мог распознать родовые вышивки и тотемные знаки племен на их одежде; слышал каждый шорох и вздох, далекий вой вьюги, взволнованное биение сердец, ощущал горячий ток крови в жилах. Промелькнула мысль: а что, если он сейчас обернется, и мощное заклятие обрушится не на людей, а на Рауни?

«Тогда умрем мы все, — ответил себе Йокахайнен. — Наши души никогда не найдут стойбище предков, а пойдут прямо к Калме… и вот этому я могу помешать».

Йокахайнен запел.

Через мгновение неодолимые сонные чары опутали рабов, и один за другим они повалились на пол, чтобы больше никогда не проснуться. Еще миг — и ушел в сон сам Йокахайнен. Рауни встрепенулся, но остановить его не успел.

— Вставайте! — голос Йокахайнена заставляет саами подняться. — И идите за мной!

— Мы не можем идти, — отвечает один из них и указывает куда-то за спину Йокахайнена. — Вот там стоит тун, он загораживает выход из пещеры.

— Тогда мы пойдем в другую сторону, — Йокахайнен, расталкивая саами, подходит к стене пещеры и с размаху бьет ее кулаком. По стене пробегает трещина.

— Следуйте за мной!

— Ты вождь, — соглашаются саами. — Веди.

— Пойдем, — Йокахайнен берет за руку невесту, и их души первыми шагают в трещину. За ними следуют остальные — в страну предков, землю вечного лета.

В зеленых холмах разбросаны стойбища прадедов, на равнинах пасутся огромные стада оленей, море кишит рыбой, в небе кружатся стаи чаек. Посреди многолюдного стойбища новоприбывшие души встречает вождь — высокий человек с головой оленя. Йокахайнен кланяется ему.

— Хвала тебе, Мяндаш-ёг! Я привел сородичей.

— Пусть войдут, — отвечает предок. — Ступайте, отцы и матери ждут вас. А ты, нойда, возвращайся.

— Я буду ждать тебя, — говорит Йокахайнену невеста, когда он отпускает ее руку.

— Лучше попроси у Маддер-Акка милости — пусть она позволит тебе снова родиться в Среднем мире, — возражает Йокахайнен. — А я не буду брать другой жены, пока ты не вернешься. Чтобы мы могли быть счастливы здесь, надо, чтобы наши дети помнили о нас там.

Но невеста качает головой.

— Я не успею родиться заново — очень скоро тун отправит тебя вслед за нами. Ты уж постарайся найти сюда дорогу…

Души, которые он привел, уже оставили его. Йокахайнен спиной чувствует холод — в щель между мирами дует ледяной ветер, жалит шею.

— Да, мне пора возвращаться, — говорит он и оборачивается…

…и обернувшись, Йокахайнен очутился в пещере. Никакой трещины больше не было, зато прямо перед ним, лицом к лицу, стоял разъяренный Рауни.

«Всё, конец», — подумал саами. Но эта мысль его не напугала и не огорчила. Он сделал то, что должен был сделать, он опередил и перехитрил туна — разве это не истинный подвиг? Жаль, что о нем никто не узнает…

Глядя в лицо учителя, Йокахайнен ждал смерти. Но куда делась ярость, только что бушевавшая в глазах Рауни? Тун радостно хохотал!

— Поздравляю, Йо! — Он хлопнул ученика по спине. — Ловко ты придумал! Не ожидал! Совместить похъёльскую и саамскую магию и отправить к предкам всех пятерых сразу!

Йокахайнен невольно покосился в сторону: вот лежат тела кучкой, и мертвая кровь их для ворожбы уже не пригодна. А души и подавно не догнать, они в доме предков. Чему же радуется тун?

С позволения туна, Йокахайнен скинул тела вниз со скалы. Завтра утром их найдут, если прекратится снегопад. Наверно, решат — замерзли в буране, не нашли дороги. А может, и поймут, в чем дело, — но как всегда промолчат.

В предгорьях Похъёлы давно уже стемнело. Далеко внизу, у гавани, загорелись крошечные огни.

— А теперь полетели пить пиво! — с азартом предложил Рауни. В отличие от большинства других тунов, он обожал это хмельное варево из земель варгов.

Йокахайнен взглянул на него и вдруг подумал с благодарностью, почти с теплотой: «А мог бы и вмешаться в мое заклинание, прервать его — но не стал».

Но когда когти Рауни схватили его за плечи, и они оба снова ухнули с карниза вниз, в пургу, Йокахайнену явилась еще одна мысль: «А может, он и пытался вмешаться. Но не сумел…»

Солнце ушло за край леса, от воды потянуло холодом. Йокахайнену стало зябко на траве, как будто ветер подул из самой Похъёлы. Он встал, помыл котелок, прибрал остатки ужина. До отхода ко сну оставалось еще одно важное дело. Йокахайнен достал из сумки костяную коробочку, где лежали несколько мягких шариков, пахнущих дурманом, положил один в рот, запил водой из ручья и улегся спать. И почти сразу пришло видение: вот он стоит на берегу ручья, глядя на себя спящего, а рядом с ним — Рауни, и оба они — бесплотные духи.

Тун, не превращаясь в птицу — ведь это сон, — берет его за руку и говорит:

— Полетели!

Невидимками они медленно взлетают над ночным лесом. Но что темнота для духа?

— Смотри и запоминай, — говорит Рауни.

На взгляд Йокахайнена, лес удручающе однообразен, но его учили быть внимательным. И он старательно запоминает приметы: тут холм, тут проплешина лесного озера, тут замшелые крыши деревеньки, тут изгиб реки…

— Тебе вон туда, — тун показывает на восток. — Еще пара дней пути — и выйдешь к маленький горе на берегу озера… Видишь? Это она.