Дом Солнц - Аластер Рейнольдс Страница 23

Семья мальчика создавала армии и эскадрильи для противоборствующей стороны, но не органические, а механические. Иногда они управлялись людьми, но в большинстве случаев имели достаточно разума, чтобы функционировать самостоятельно. Боевых роботов делали и другие концерны, а клонов создавали и другие семьи, но мы превзошли всех в клонировании, а семья мальчишки — в изготовлении механических солдат. После Вспышки были суды, разбирательства, карательные меры, но обе семьи пережили все это сравнительно легко и остались при деле. Роботов, которые сопровождали мальчишку, тоже создала его семья. Их машины распространились повсюду и стали востребованней, чем до войны.

В извечном противостоянии органики и механики моя семья занимала диаметрально противоположную позицию. Как я уже говорила, несмотря на внушительные размеры жилища, роботов мы держали мало, в основном строителей — для постоянной реконструкции и расширения дома. Остальную работу выполняли слуги-люди и клон-няни.

— Я узнала, почему нашу империю называют Золотым Часом, — сказала я мальчишке, когда мы шли в игровую, где ждал чудесный Палатиал.

— Это все знают.

— А ты вот не знаешь, спорим? — Мальчишка промолчал, и я поняла, что можно продолжать. — Из-за света. Быстрее света не движется ничто, даже наши сообщения. Пока ты на планете или на спутнике — никаких проблем. Но чем больше люди осваивали космос, тем дальше друг от друга оказывались. Стало невозможно нормально разговаривать — слишком долго ждать ответ. Вот и мы с тобой можем болтать, только если сидим в одном доме. Ты теперь живешь с другой стороны солнца, и если я крикну тебе: «Привет!» — ответный сигнал услышу лишь через несколько часов. Со временем такая отдаленность перестала нравиться людям. Космос — это свобода и независимость, поэтому осваивать его они хотели, но тратить часы на простой разговор… Так появился Золотой Час, где почти все мы живем. Энциклокуб говорит, по форме наша империя — тор, кольцо вокруг Солнца. Если мерить скоростью света, диаметр кольца один час. В этом кольце и планеты, и спутники, и миллионы микропланет вроде нашей. Внутри Золотого Часа любой ответ приходит за два часа, а обычно куда быстрее. Еще энциклокуб говорит, что к такой конфигурации человеческая цивилизация шла почти десять столетий. — Я обожала длинные рифмующиеся слова, особенно те, которыми меня пичкал энциклокуб. — Зато теперь мы сможем ею пользоваться тысячи лет, а то и десятки тысячелетий. Разве не здорово? Мы будем дружить вечно.

— Это вряд ли, — надменно выдавил мальчик. — Папа говорит, долго он не протянет.

— Кто не протянет?

— Золотой Час, конечно. Папа говорит, что он лишь временный выход. Мол, потом нам станет скучно, мы развяжем новую войну или придумаем, как общаться быстрее скорости света. В общем, люди забудут про Золотой Час.

Я решила, что мой гость знает гораздо меньше моего.

— Никуда мы отсюда не денемся. Энциклокуб говорит, что в этом нет смысла. Что находится за пределами Солнечной системы, нам давно известно, зачем же туда лететь? Здесь есть и планеты, и спутники, и микропланеты — места всем хватает. — Я старалась говорить убедительно. — Межзвездные перелеты бессмысленны и, самое главное, невозможны.

— Уже возможны, — возразил мальчишка. — Люди уже летали на Эпсилон Индейца и вернулись обратно.

— Ну, это лишь трюк, сомнительный фортель. Вернувшись домой, те смельчаки повредились умом — за время их полета жизнь изменилась, а они к ней так и не приспособились.

— Они просто летели медленно, а мы сможем быстро. Рано или поздно мы полетим быстрее, чем свет. Папа говорит, что вопрос лишь во времени, — столько исследований сейчас ведется!

— Ну, не знаю…

— В энциклокубе об этом не написано, верно, Абигейл?

— Быстрее света не полетишь, это просто невозможно.

— Потому что ты так говоришь?

— Так говорит энциклокуб, а он всегда прав.

— И про черную дыру у тебя под домом он правду говорит? Ты ведь читала про дыру?

— Ее можно не бояться.

— Ага, конечно!

Я твердо знала, что права, а доказать не могла. В энциклокубе я читала, что скорость света — абсолютный предел, что за тысячу лет экспериментов и пустых надежд обойти ее не удалось. От такого руки опускались — ограничение скорости, будто подрезанные крылья. Будто мне позволили ходить только шагом — спина прямая, руки заложены за спину, а бегать и прыгать по дому через скакалку запретили. Почему ограничили скорость? Почему нельзя бегать и прыгать? Увы, суть ограничения я могла объяснить не больше, чем таблицу умножения. Дважды два четыре — и точка. В отдельные комнаты дома нельзя заходить — и точка. Быстрее света не полетишь — и точка.

Только чувствовалось, что такие аргументы не для мальчишки.

— Я объясню тебе, почему быстрее света не полетишь. — Он явно упивался тем, что знает больше, чем я. — Причина в каузальности.

Этого слова я не знала, но запомнила, чтобы разобраться потом.

— И ты в это веришь, — проговорила я в надежде, что мальчишка не будет на меня давить.

— Мой отец не верит. Он считает, что каузальность — временная преграда. Мол, из-за нее летать быстрее света трудно, но возможно. Однажды мы эту преграду обойдем и заткнем остальных за пояс. Хотят жить на Золотом Часе — пусть живут, а нам его мало.

Мальчишка и вредничал, и дразнил меня, но только его я считала настоящим другом и только с ним любила играть. Дети-клоны, которых мне периодически присылали, в подметки ему не годились — чересчур безвольные и уступчивые. Я обыгрывала их и знала: поддаются, а мальчишку с другого конца Золотого Часа могла обыграть, лишь постаравшись, то есть по-честному.

Чем ближе мы подходили к игровой, тем покладистее становился мальчишка — так его манил Палатиал. Без моего разрешения войти туда он не мог, вот и говорил, что я хорошенькая, что он обожает черные ленты у меня в волосах.

Палатиал стоял в игровой, но в отдельной комнатке. Привезли и установили его техники в зеленой форме. Время от времени один из них появлялся с коробкой, полной блестящих панелей-лабиринтов, которые вставлялись в пазы на корпусе Палатиала, и осматривал мой чудо-город. К тому времени я поняла, что моя игрушка не единственная, что тестовый период Палатиалов идет не совсем гладко, поэтому их массовый выпуск до сих пор не разрешен, хотя я свой экземпляр получила уже год назад.

Зеленый куб Палатиала был чуть меньше мини-комнаты, где его установили. Снаружи куб украшала лепнина — замки и дворцы, принцессы и рыцари, драконы, пони и водяные змеи. С одной стороны в толстой стене зиял проем, сквозь который просматривалась комната. Впервые пробравшись сквозь проем, я почувствовала головокружение, и мои мысли бешено закружились в эпициклах дежавю. Секундой позже галлюцинации прошли, второй раз прошел легче, третий — совершенно безболезненно. Впоследствии я выяснила, что стены напичканы сканерами мозга, которые прочесывают его невидимыми пальцами. У мальчишки тоже был «первый раз», за которым я наблюдала с садистским удовольствием, но и он с каждым разом чувствовал недомогание меньше и меньше. Просто Палатиал хранил карты наших разумов и после первого раза лишь корректировал их.