Мы из тайной канцелярии - Дмитрий Дашко Страница 23

— Ступай! Ищи! — громогласно велел Трубецкой и указал копиисту на дверь мясистым пальцем.

Елисеев поклонился и пробкой выскочил из кабинета. За дверями канцеляриста ждал средних лет мужчина в расшитой золотом ливрее. На голове напудренный парик последней немецкой моды.

Багровые щёки и сизый нос недвусмысленно свидетельствовали о том, что их обладатель любит воздать должное дарам Бахуса, а отвислый огромный живот, особенно комично смотревшийся в сочетании с короткими, бревнообразными ногами в туфлях с позолоченными пряжками, позволял сделать вывод, что сей муж весьма склонен и к чревоугодию.

Лишь глаза, умные, с хитринкой, будто принадлежали совершенно другому человеку.

«Э, братец, да ты, пожалуй, не так прост, каким пытаешься казаться», — подумал Елисеев.

— Милостивый сударь, я Гаврила, здешний дворецкий. Позвольте сопроводить вас в библиотеку. Там никто не помешает, и я смогу быть вам полезным.

— Хорошо, веди, — согласился канцелярист.

— Прошу следовать за мной, сударь.

Сразу чувствовалось, что хозяин дома немалое время пробыл заграницей. Библиотечные шкапы просто ломились от книг, в основном, иностранных. Казалось, толстым фолиантам несть числа.

Хорошо было тут. Тепло, а главное тихо.

Елисеев опустился в удобное кресло, предложенное ему дворецким, сам Гаврила остался на ногах, как и положено вышколенному слуге.

— Что ж, братец, благодарю за заботу. Ведомо ли тебе, кто я таков и по какому вопросу прибыл? — сурово сдвинув брови, спросил Елисеев.

Вряд ли его напускная строгость ввела дворецкого в заблуждение. Тот быстро раскусил, с кем приходится иметь дело.

— Что прибыли вы из самой Тайной канцелярии, мне доложили сразу.

— Прекрасно.

— По какому вопросу ведать не ведаю, но догадаться могу, — степенно продолжил Гаврила. — Татя сыскать хотите, того, что алмазные вещи сиятельного князя украл.

— Верно, братец. Надобно сыскать пропажу и того, кто злодеяние сие учинил.

— Ещё как надобно, сударь! Не хомут, чай, из конюшни пропал. Князюшка наш, как узнал, что татьба приключилась, зело разгневался. Правда, опосля отошёл быстро, он ведь у нас милостив, но ведь так просто дело сие оставить никак не можно. А коли я дворецким поставлен, так мне и повелели разыскание произвести.

— Говори, что по горячим следам выведать удалось, — потребовал Елисеев.

Он рассчитывал, что дворецкий успел развернуть кипучую деятельность и хоть к каким-то выводам да пришёл.

Любой барский дом, вне зависимости от размеров, являл собой тесный мирок, где все друг о дружке знали всё, вплоть до мелочей. Нельзя сотворить что-то и остаться незамеченным. У любого огреха всегда находились свидетели.

Ещё такой мирок весьма не любил посторонних. Прислуга не станет откровенничать с чиновником, тем более присланным аж из Тайной канцелярии. У дворецкого здесь куда больше шансов. Его могут не любить и не уважать, но он свой, привычный. С ним легче и проще.

— Многое было сделано, сударь. Попервой я не поленился, с каждым с глазу на глаз поговорил, покуда без ушедрания телесного. Я ж понимаю: велик соблазн — не всякому удержаться можно. Все грешные ходим перед Господом, а он нас прощает. — Дворецкий истово перекрестился. — Вот я людишкам и объясняю: коли нет в тебе силушки-моченьки устоять, так ты не у барина своего возьми и не у прислуги евойной. В чужом доме тащи, а у себя ни-ни. Пусть у других убывает. У нас только прибывать должно.

Елисеев не выдержал:

— Не боишься сие мне рассказывать? Ты ж на татьбу подстрекаешь!

— Чего ж мне бояться, сударь?! Я ж не сам по себе, а как барин велит. Чего он мне толкует, то и я другим не постесняюсь передать… Ежли надобность будет, конечно. Людишки подлые тонких материев не понимают. Вот и вразумляем аки в силах наших, добродетель передаём.

— Добродетель?!

— Истинный крест!

— Занятная философия, Гаврила. Весьма занятная.

— Чего уж там занятного.

Канцелярист принял решение не углубляться дальше и перешёл к главному:

— Ежли словесное вразумление не помогло… Тогда как?

— Да как обычно, сударь. Тому, кто головой до мудрости не дошёл, через другое место доходчивей будет. Всыплет конюх десяток горяченьких — враз шёлковым станет. И всю правду как на духу изложит.

— Понятно. Выпороть дворню пришлось после пропажи? — догадался Елисеев.

— Пришлось, сударь, пришлось, — сокрушённо вздохнул дворецкий. — Всем перепало: от мальчонки-казачка до лакеев. И мужиков, и девок. Токмо гувернантку не трогали: барыня не дала. А то б и её, голубу заморскую…

— Тебя тоже пороли?

— А как же! — изумился дворецкий. — Сам барин распорядился. Чтоб для порядку, значит. А мне урок: не углядел получается. Барин милостив, храни его Господь: по десяточку розог токмо велел прописать. Кажному.

— Ну, так что — признался кто-нибудь? — поинтересовался Елисеев.

— Признался, — удивил его дворецкий.