Убить Троцкого - Юрий Маслиев Страница 23

Два дежуривших вертухая возле зарешеченной двери, ведущей в подвал, успели только поднять удивленные глаза на спускавшегося к ним незнакомого матроса, и тут же полегли, как колосья под косой. Открыв изъятыми у них ключами решетку и дверь огромной камеры, в которой томилось около сорока военнопленных, Михаил громко сказал:

– Минутку внимания, господа! Если вы будете соблюдать на время операции полнейшее молчание и беспрекословно выполнять мои приказы, у вас есть шанс вырваться на волю из этих застенков! В нашем распоряжении пять минут… Повторяю!..

В наступившей тишине он еще раз повторил сказанное, после чего продолжил:

– Господин полковник! – обратился он к полковнику, что ухаживал за ним. – Вы принимаете командование. Вся группа очень тихо, но быстро поднимается на второй этаж. Вы, вы, вы и вы, – он ткнул пальцем в ближайших к нему четырех человек, – разбираете оружие и патроны в оружейной, передаете их в коридор своим товарищам. После этого все собираются на главной лестнице, между вторым и третьим этажами. По сигналу – сигналом будут взрывы гранат – прорываетесь на улицу, уничтожая всех на своем пути. После чего: ваша жизнь – в ваших руках. Я думаю, что часть сможет прорваться. Вопросы, если хотите вырваться отсюда, отставить! Времени в обрез! Все, полнейшая тишина. Пошли! Шепотом может отдавать приказы только господин полковник, – и Михаил двинулся в обратный путь.

Оружие разобрали мгновенно. Пленные, в основном – профессиональные военные, которым дисциплина въелась в кровь и кость, повинуясь жесту полковника, тихо прокрались к лестничной площадке.

– Успели, – с облегчением вздохнул Михаил.

Судя по тишине во дворе, гибель трех чекистов еще не была обнаружена. Поэтому, не теряя времени, Михаил, взяв из ящика гранаты, рассовал их по карманам. Схватив три из них в одну руку и просчитав, что его товарищи по несчастью уже сконцентрировались на лестничной площадке, пальцами другой руки выдернул три чеки, разбил стекло и швырнул гранаты на головы чекистов. И совершенно спокойно, не прислушиваясь к грохоту взрывов, выстрелам, крикам боли, ярости и восторга, захватив ящик динамита и моток невесть откуда взявшейся в оружейной веревки, направился в кабинет Свиридова. Заперев за собой отмычкой двери и перейдя в комнату отдыха, он забрался на верхние полки, стоявшие вдоль стены у входной двери, где, как в любой бандитской малине, хранилась куча всевозможного барахла, начиная от тюков мануфактуры и заканчивая церковной утварью. Он задвинул за собой дешевые ситцевые шторки и стал ждать. Об одном он только молил небо, чтобы Свиридова не зацепила шальная пуля или осколок. Шансов на то, что этот негодяй останется живым, было достаточно много, так как после взрывов Михаил, выглянув в окно, успел заметить, что морская фуражка вместе со своим обладателем метнулась в противоположное от выстрелов направление – к калитке, ведущей в сад.

Прошло около получаса, за которые Михаил немного расслабился и даже вздремнул. Его чуткий сон прервал звук отпираемого замка и громкие голоса в кабинете.

– К восьми – мне на стол сводки потерь и список беглецов, пойманных при прочесывании городских кварталов. Муравьева, конечно, мы упустили… Дважды этот гаденыш был у нас в руках… но ничего… Бог любит троицу. Да… матросов, что прибыли по тревоге, расположить под навесом, а для комсостава на втором этаже выделить отдельный кабинет. С утра из морячков будем выбирать новых сотрудников, так как потери очень большие, – хрипел Свиридов, прерываемый краткими «Есть», «Есть».

Говоря все это, Свиридов зашел в комнату отдыха, подергал дверцу сейфа, опять вышел в кабинет и уже более удовлетворенным голосом добавил:

– Без лишней необходимости меня не тревожить до восьми утра.

Прозвучало очередное «Есть», хлопнула дверь, в наступившей тишине заскрипели сапоги, и в комнату вошел ее хозяин. Михаил через щелку в занавеске наблюдал, как он торопливо подошел к огромному сейфу, открыл, набрав код, и с трудом вытащил оттуда тяжелый саквояж. Муравьев, как кошка, бесшумно прыгнул с полки и мертвой хваткой схватил его за горло:

– Так говоришь: Бог троицу любит!.. Ну так радуйся, сволочь, – встретились в третий, и надеюсь, в последний раз!

С этими словами Михаил засунул кляп в жадно хватающий воздух рот чекиста и связал заломленные за спину руки. Бросив его на пол, Михаил открыл саквояж. Как и ожидал, он увидел там огромное количество сияющих всеми цветами радуги драгоценностей: перстней, ожерелий, жемчужных бус, браслетов, кулонов… Перебирая содержимое саквояжа и обнаруживая среди этих сверкающих огней фамильные драгоценности своей семьи, он с трудом подавлял в себе дикую, животную ярость, толкавшую его, не думая о последствиях, на убийство всех этих нелюдей, окружавших его в этом здании. Но взяв себя в руки, он спокойно – вежливым, холодным, лишенным какой-либо эмоциональной окраски голосом, от которого все тело Свиридова покрылось гусиной кожей, сказал:

– Смерть твоя уже близка… и от тебя зависит: будет ли она легкая, или… – Выдержав паузу, Михаил вытащил из чернильницы, стоявшей на письменном столе, ручку и, задумчиво потрогав пальцем острие пера, продолжил: – Или тебе предстоит самая длинная ночь в твоей жизни… Я тебе буду задавать вопросы, ответы на часть из которых мне известны. За каждый неправильный ответ ты будешь подвергнут пытке, и боль твоя будет усиливаться от одного неправильного ответа к другому. Ночь длинная… Поверь мне: все твои головорезы не обладают и сотой долей моей фантазии, не говоря уже о знаниях анатомии…

Михаил опять сделал паузу, уставившись немигающим взглядом в расширенные от ужаса глаза своей жертвы, и затем продолжил:

– По окончании допроса ты выведешь меня из здания Чека, и я доставлю тебя в нашу контрразведку.

По тому, как радостно заблестели глаза Свиридова, Михаил понял, что ему никогда не выбраться из здания при таком раскладе. Да он и не собирался использовать чекиста в этом направлении. Игра началась. Свиридову дали шанс выжить, как ослу дают морковку, привязанную к палочке, чтобы осел двигался за ней. И тот, как осел за морковкой, кинулся к призрачной возможности жить, от страха не понимая, что судьба его предрешена. Он быстро закивал головой. Михаил вытащил кляп у него изо рта, и посыпались вопросы. В ходе допроса, прерываемого мучительными для чекиста пытками, когда он пытался увильнуть от ответа, выяснилось следующее.

Лев Давыдович Бронштейн (Троцкий), являвшийся ныне наркомвоенмором и давно претендовавший на роль лидера партии большевиков, после октябрьского переворота отодвинутый на вторые роли, организовал в партии оппозицию. Не имея сил и возможностей вести открытую борьбу за лидерство, он создал внутри оппозиции тайную организацию, некоторые участники которой заняли видные посты в Совнаркоме и других советских органах управления. Для достижения своих целей Троцкому нужны были огромные средства. Ключевой фигурой для их добывания стал некто Чернов – бывший авторитетный уголовник, в царское время под прикрытием партии РСДРП занимавшийся эксами [16]. Он-то и возглавил комиссию по экспроприации. Его агенты, в основном набранные из криминальной среды, шныряя по всей необъятной России с революционными лозунгами, основой которых являлся лозунг «Грабь награбленное!», якобы для нужд революции изымали даже у мало-мальски зажиточных людей припрятанные теми ценности, уничтожая при этом владельцев.