Рыцарь на золотом коне - Диана Уинн Джонс Страница 23

– Полли, что с тобой происходит? Ты же была одной из самых примерных девочек в школе. Может быть, дома неприятности и ты хочешь об этом поговорить?

– Нет, – ответила Полли.

Подобным же приемом она обхитрила Себа. На самом деле она имела в виду, что не хочет ничего рассказывать директрисе.

– Тогда почему ты стала плохо себя вести? – спросила директриса.

На этот вопрос нужно было отвечать честно. Герои должны быть благородными.

– Я учусь на супергероя, – объяснила она. – Надо, чтобы адреналин бурлил.

– Правда? – удивилась директриса. – Да, пожалуй, вы с Ниной настоящие подруги. Полли, не слушай Нининых глупостей.

И Полли в безмолвном возмущении вынуждена была вытерпеть еще одну нотацию – о том, что Нина сбивает ее с пути истинного. В заключение директриса сказала:

– Поговорю-ка я с твоей мамой, Полли. Будь любезна, отдай ей эту записку, когда придешь домой.

На этом неприятности только начались. Выйдя от директрисы, Полли обнаружила, что вся школа считает ее героиней. Когда ты по-настоящему супергерой, у тебя все внутри. А это было на публику. У Полли просили автограф, с ней хотели дружить. После уроков ее окружила на улице целая толпа, и все одновременно с ней разговаривали. От этого у Полли разболелась голова. В обоих фингалах дергало – бум, бум, бум, – и глаза опухли, хотя мисс Грин и смазала их каким-то лекарством. А Нина ждала у ворот. Глаза у Нины тоже выглядели непривычно – Майра разбила ей очки, – но она все равно сияла дружелюбием и благодарностью:

– Ах, Полли, ты ужасно храбрая! Спасибо тебе большое!

И у Полли почему-то не хватило духу все объяснить. Это стало первым признаком негероического мягкосердечия, которое, как ей предстояло узнать, оказалось неотъемлемой чертой ее характера и не вытравливалось, сколько она себя ни корила. Из-за него Полли проводила Нину до дома, как раньше, только теперь ей было невероятно скучно. И все равно она осталась выпить чаю, ведь отказаться было бы невежливо, и вернулась домой довольно поздно.

Айви оторвалась от телевизора и обнаружила Полли с двумя фингалами и с мятой-перемятой запиской от директрисы в руках.

– Ох, Полли! Ну а теперь ты что натворила? «Мама всегда заранее уверена, будто я что-то натворила», – поняла Полли, вручая записку. И рассердилась – не за сейчас, а за все те разы, когда она ни в чем не была виновата. Только она собралась выразить протест, как ее внимание привлекла передача, которую смотрела – или, скорее, перед которой сидела – Айви.

Оркестр на экране что-то рьяно играл, как бывает, когда музыка подходит к концу. Картинка скользила по рядам мужчин в черных фраках и белых галстуках-бабочках, мелькнули и две-три дамы в черных платьях. Камера выхватывала резко взметнувшиеся шеренги смычков, чьи-то руки, бьющие в большой барабан, и лицо человека, который дул в какую-то трубу, направив ее вбок. Сердце у Полли заколотилось, синяки под глазами запульсировали в такт большому барабану. Почему-то она была совершенно уверена: это оркестр мистера Линна. Она откинула волосы за спину и подалась вперед, чтобы не пропустить, когда камера скользнет и по нему тоже.

– Ох, Полли! – взвыла Айви, прочитав записку. – Какая муха тебя укусила?

– Никакая, – хмуро отозвалась Полли, глядя в телевизор.

Камера показала дирижера, который энергично размахивал обеими руками. Потом вернулась к скрипкам, работавшим словно поршни на высокой скорости. К рядам сверкающих труб. К пальцам, проворно перебирающим клапаны на гобое. И опять показала барабан. Музыка могла кончиться в любую секунду, а ни одной виолончели так и не показали.

– А директриса пишет, что ты, по ее мнению, в депрессии, – сказала Айви.

Изображение сместилось в сторону, отплыло перед последними аккордами, чтобы показать оркестр целиком – аккуратные черно-белые ряды в пылу тяжелой работы, – и на миг экран заполнился людьми, сидящими за виолончелями. Там-то и был мистер Линн, он сидел впереди, ближе к середине, и пилил смычком вместе с остальными. Полли успела охватить его взглядом – аккуратного, бесцветного, как тогда, на похоронах, а потом он растворился в общем плане оркестра, игравшего последнюю ноту.

– Ничего я не в депрессии, наоборот, – отрезала Полли. – Просто я учусь на помощницу супергероя. Мне обязательно надо драться.

– Не забивай себе голову всякой ерундой, – устало вздохнула Айви.

Теперь телевизор показывал аплодирующую публику. Очевидно, концерт был очень торжественный. Зрители тоже были в вечерних туалетах. Голос диктора вещал: «Бурными овациями была встречена Третья симфония Бетховена – „Героическая“ – в исполнении Британского филармонического оркестра…»

Камера поплыла вдоль рядов хлопающих людей и задержалась на двоих зрителях, которых Полли знала. Одна – Лаурель в зеленом газовом платье. Хлопая, она что-то говорила сидевшему рядом мужчине, и у этого мужчины были набрякшие черные мешки под глазами, почти такие же черные, как фингалы у Полли. Мистер Лерой.

– Это не ерунда, – сказала Полли. – Я думаю, мне придется кого-то спасать.

– Полли, честное слово!.. – Айви в отчаянии подалась вперед, чтобы выключить телевизор.

– Оставь, оставь! – заверещала Полли. Айви удивленно уставилась на нее:

– Там ничего интересного.

Она повернулась и выключила телевизор. Однако этих нескольких секунд Полли хватило, чтобы увидеть титры, побежавшие на фоне зрительного зала: «Британский филармонический оркестр… турне по Европе… первый концерт в Голландии»… Полли успела это прочитать, и тут картинка сжалась с краев и исчезла в глубине экрана. Полли не стала возражать. Все, что нужно, она заметила. Мистера Линна в Англии нет. Он не получил ее письмо. А Лаурель с мистером Лероем глаз с него не спускают. Полли стало совсем худо, она даже маму не могла слушать.

– Вот что, девочка моя, – говорила тем временем Айви. – Ты мне эти штучки брось. Вся в отца. Тот вечно наврет с три короба, а потом сам в это поверит – сколько раз бывало! Я не допущу, чтобы ты выросла такой же. Мне нужна правда. Из-за чего была драка?

Полли пожала плечами и сказала то, во что мама поверит скорее всего:

– Майра Андертон повалила Нину на землю и колотила ее головой об асфальт.

– А, теперь понятно! – Айви сразу смягчилась. – Почему же ты сразу не сказала? Значит, я пойду и объясню все твоей директрисе.

От этого Полли почувствовала себя законченной лгуньей, зато убереглась от неприятностей.

Полугодие потянулось дальше. Фингалы понемногу прошли. Полли решила, что слегка перегнула палку с геройским обучением, и стала вести себя осторожнее. Она оставила попытки поднять кровать, зато в футбол играла по-прежнему – очень уж ей это нравилось. И по-прежнему была в школе гораздо популярнее, чем, по собственному мнению, заслуживала. У нее появилась уйма друзей. От этого была польза: Полли стало некогда близко дружить с Ниной. И еще одна польза: Полли стало некогда печалиться, а на самом деле в глубине души она печалилась, горько-горько, и прекрасно это понимала.