Обреченные королевства - Морган Родес Страница 23

— Мне сказали, отец чем-то занят внизу!

Голос Магнуса нарушил сосредоточение Люции. Вздрогнув, она поспешно задула стоявшую перед нею свечу, захлопнула книгу и обернулась к нему, сама понимая, какой виноватый, должно быть, у нее вид.

— Что-что? — переспросила она как можно спокойней.

Брат с насмешливой улыбкой смотрел на нее с другого конца полутемных покоев. С одной стороны была спаленка — кровать с занавесками и тугими крахмальными простынями, с другой — подобие гостиной.

Магнус спросил:

— Я прервал нечто важное?

Она подбоченилась, старательно изобразив небрежность.

— Нет, конечно.

Магнус подошел к ее кушетке возле окна. Оно выходило на просторные замковые сады. Сейчас там все было покрыто инеем — как, впрочем, почти круглый год, за вычетом пары более-менее теплых месяцев.

— Что читаешь? — спросил он сестру.

— Ммм… — замялась она.

Магнус поднял бровь и протянул руку — дескать, давай сюда.

Старший брат слишком хорошо знал ее, и временами Люции это не нравилось.

В конце концов, признав поражение, она выложила ему на ладонь небольшой томик, переплетенный в кожу. Он посмотрел на обложку, потом перелистал книжицу.

— Стихи о богине Клейоне?

Она пожала плечами:

— Сравнительное исследование, вот и все.

— Непослушная девчонка…

У нее вспыхнули щеки, но принцесса решила не обращать внимания на внезапный жар. И вовсе она не была непослушна — лишь любознательна. Есть же разница! При всем том она понимала: подобного чтения не одобрили бы очень многие, в частности и ее мать. По счастью, Магнус не принадлежал к их числу.

Клейона была божественной соперницей Валории. Одну из них считали благим божеством, другую — воплощением зла. Правда, все зависело от того, в каком королевстве вы находились. В Лимеросе Клейону считали злом, Валория же олицетворяла добро и чистоту, воплощала силу, веру и мудрость — три качества, которые лимерийцы ставили превыше всего. Эти слова можно было прочесть на каждом гербе, вышитом на стенных занавесях, на любом пергаменте, что подписывал король, и на портретах самого короля.

Сила. Вера. Мудрость.

Раз в неделю на целых два дня Лимерос погружался в молитвенную тишину. Во всяком городе и в каждой деревне от моря до запретных гор штрафовали любого, нарушившего этот закон. Если человек оказывался не в состоянии заплатить, к нему применяли более жесткие меры. Люди короля Гая объезжали все населенные области, следя, чтобы народ был послушен, платил подати и исполнял волю своего короля.

Большинство вело себя тихо и не противилось. Люция была уверена, что богиня Валория одобряла правление ее отца, быть может казавшееся кому-то излишне суровым.

Лимерос — страна высоких утесов, широких пустошей и каменных россыпей. Большую часть года здесь все покрыто снегом и льдом; сверкающая белизна лишь ненадолго уступала место зелени; каждый день короткого лета становился для лимерийцев бесценным. Эта страна была так красива, что у Люции иной раз сами собой наворачивались на глаза слезы. За ее окном, за садами, расстилалось казавшееся беспредельным Серебряное море — стены замка словно вырастали из черного гранита отвесной скалы, о подножие которой с грохотом разбивались темные волны. По ту сторону моря лежали чужедальние страны.

Вид из окна открывался такой, что дух захватывало, — даже теперь, когда кругом царила зима и было решительно невозможно высунуться наружу, не закутавшись от холода в кожаные и меховые одежды.

Люцию, однако, не пугала стужа. Она любила свою страну, невзирая на все сложности, которыми была чревата принадлежность к семейству Дамора. Она любила книги, обожала заниматься с наставниками и впитывала знания, точно губка. Люция читала все, до чего могла дотянуться. По счастью, во дворце имелась несравненная библиотека. Знания, к которым так тянулась принцесса, были для нее бесценным даром, гораздо важнее золота и драгоценных камней, что пытались ей дарить самые настойчивые искатели ее руки…

…Вот только редкому поклоннику удавалось миновать невероятно заботливого старшего брата, так что подарков было не особенно много. Магнус полагал, что ни один из юношей, успевших до сих пор проявить интерес к принцессе, не был достоин даже ее внимания, не говоря уже о руке. Магнус то казался ей чудом, то положительно выводил из себя — того и другого примерно поровну, и так всю жизнь. А последнее время она и вовсе не знала, что делать с его постоянно менявшимся настроением.

Люция смотрела в знакомое с детства лицо. Вот брат небрежно отбросил книжку. Тяга к знаниям досталась отпрыскам короля Гая не поровну. Магнуса тоже учили, только совсем другим наукам — верховой езде, фехтованию на мечах, стрельбе из лука. Сам он утверждал, что все это ему не нравится, но отец был непреклонен. Он лучше знал, что должен уметь принц.

— Клейона… Так еще младшую оранийскую принцессу зовут, — проговорил Магнус задумчиво. — Как-то я раньше не задумывался об этом. Погоди, а ведь вы с ней вроде ровесницы… Да, чуть ли не день в день родились!

Люция кивнула, поднимая томик с кушетки и засовывая его под большую стопку менее компрометирующих книг.

— Вот бы встретиться с ней, — сказала она.

— Вряд ли получится, — сказал Магнус. — Отец люто ненавидит Оранос и только мечтает, чтобы вся их страна в тартарары провалилась. Это он с тех пор, как… Ну да ты сама знаешь.

О да, Люция знала. Отец терпеть не мог короля Корвина Беллоса и не боялся открыто высказывать свое о нем мнение за пиршественным столом, когда на него, что называется, находил стих. Сопровождалось это ужасающими вспышками гнева. Люция полагала, что вражда зародилась на одном пиру в оранийском дворце больше десяти лет назад. Два короля тогда мало не передрались из-за таинственного увечья, полученного Магнусом в ходе поездки. С тех пор король Гай в Оранос не возвращался. Да его и не очень-то приглашали.

Воспоминание о том случае заставило Магнуса невольно коснуться шрама, тянувшегося от верха правого уха к углу рта.

— Сколько времени прошло… неужели ты так и не вспомнил, откуда у тебя это? — спросила Люция.

Шрам Магнуса всегда вызывал у нее жгучее любопытство.

Его пальцы замерли, как будто его застигли за чем-то предосудительным.

— Десять лет — долгий срок. А я был маленьким мальчиком…

— Отец требовал, чтобы ранивший тебя поплатился жизнью — кем бы тот ни был…