Рыжие псы войны - Эльдар Сафин Страница 23

В эти мгновения он впервые за последние месяцы ощутил себя по-настоящему живым.

Крестьяне не были ему соперниками, но их было много, и они не отступали. Дайрут легко ускользал от выпадов, всаживал саблю в живот, прикрывался мертвецом, вытаскивая оружие, отбивал следующие пилы — чтобы затем подойти вплотную к очередному крестьянину.

Вся схватка заняла едва ли две сотни ударов его сердца.

На земле лежали шесть трупов, остальные крестьяне сбежали, причем увели с собой обоих коней.

А еще на земле лежал Арыс, прижимая руку к низу живота.

— А ты хорош, — прохрипел он. — И язык их знаешь. Если бы я не видел тебя в первые дни, точно решил бы, что ты шпионишь для Разужи.

— Серьезная рана? — спросил Дайрут.

— Да уж серьезней, чем у тебя.

Действительно, у приемного сына Кира Верде тоже была рана — скорее, царапина — на предплечье. Но она не шла ни в какое сравнение с тремя дырами в низу живота Арыса.

— Я не жилец, — сказал молодой кочевник. — В моих кишках уже сейчас рождаются демоны, которые смутят мысли, а затем унесут жизнь. Хороший шаман выгнал бы этих демонов, но до ставки Вадыя тебе меня не донести. Иди один, расскажи темнику про Абыслая.

Однако Дайрут не бросил приятеля, перевязав ему рану, он взял Арыса на закорки и понес.

Десятник Рыжих Псов был единственным человеком в тумене Вадыя — не считая Кира, — который относился к Дайруту по-человечески, не искал какой-то мгновенной выгоды для себя.

А еще они были чем-то похожи.

Через три сотни локтей Дайрут снял с себя кожаную куртку с нашитыми металлическими бляхами.

Идти было с каждым шагом тяжелее, но бросить ношу казалось вообще невозможным. Потом ему рассказывали, как он шел по лагерю вперед с невидящими глазами и из-под его ресниц катились слезы.

Он донес Арыса до шамана живым, донес уже в темноте, и пьяный шаман долго отказывался лечить парня, однако на шум подошел один из сотников и пригрозил любителю араки лютой смертью.

Арыс пережил эту ночь и наутро даже смог сам рассказать Вадыю о результатах их поездки. Темник долго смеялся, а затем сказал, что быть Абыслаю не просто тысячником, а старшим, но если в его отряде начнут резать друг друга, то быть ему мертвым тысячником.

А к вечеру этого дня Арыс умер, просто заснул — и не проснулся.

Рыжие Псы хотели убить шамана, но за него вступился Вадый.

Дайруту, который и сам в тот же день слег в горячке — то ли от царапины, то ли от переутомлении, в полубреду даже стало спокойнее от вести, что его друг Арыс умер.

Это значило, что его не надо будет убивать ему.

А когда через неделю он поправился, ему принесли шапку Арыса, подбитую рыжим мехом.

— Теперь ты — наш, один из наших братьев, — сказал Коренмай, глава Рыжих Псов. — Ловкий, хитрый и преданный. Ты не бросил друга и заслуживаешь уважения.

Кир поздравил Дайрута, но в их отношениях не было особой привязанности — каждый жил по-своему. А вот гонцы, все Рыжие Псы, в этот вечер напились, поминая Арыса и одновременно празднуя то, что Дайрут стал одним из них.

Его приняли. Он стал своим.

* * *

Многие из тех, кто всю жизнь убирает навоз за лошадьми, уверены, что чем выше ты находишься, тем проще тебе живется.

Десятники и сотники, а тем более тысячники и темники все время пытаются опровергнуть эту мысль — мол, чем выше, тем сложнее. Но и они думают о том, что поднявшись на следующую ступеньку… Или вот на следующую… Или вот еще чуть-чуть…

И — сразу все станет хорошо, и можно будет решать проблемы щелчком пальцев! Но когда они достигают цели, когда находят возможность забраться повыше — то всегда обнаруживают, что там совсем не легче, просто ушло то, что раньше было сложным, но появилось новое, о чем ты и не думал.

И если прежде за малейшую провинность ты рисковал нарваться на суровый окрик или удар палкой, то здесь цена ошибки — увечье, свобода, а то и жизнь.

А уж цена ошибки хана ханов такова, что о ней страшно даже думать…

Вечерний ветер нес обрывки ветоши по центральной площади города Кажи — небольшой имперской крепости. Разужа смотрел на них и думал, что он сам, слуга могучего бога, великий завоеватель, не более чем такой же обрывок, попавший в ураган судьбы…

За спиной удивленно сопели советники.

Встряхнувшись, хан Разужа распахнул дверь в зал городской ратуши и, пройдя в его центр, решительно ступил на деревянный помост, отозвавшийся жалобными стонами.

У стены за громадным столом сидели четверо толстых стариков в дорогих одеждах, с властными лицами, но в данный момент испуганных и тихих.

— Я бы не хотел, чтобы между нами остались недомолвки, — сказал хан вкрадчиво, и его имперский язык оказался почти идеален. Затем он решительно сел прямо на помост, скрестив ноги. — Я очень хорошо к вам отношусь и считаю, что самое важное, что вы могли бы сделать для меня, — это продолжить свою работу. Это убережет меня от разочарования в вас, а вас — от смерти. Что скажете?

— Мы готовы, — нерешительно ответил один из стариков, и его голос затрепетал робким птенцом. — Что еще мы можем сделать?

— Я бы хотел, чтобы между нами не осталось недомолвок. — На этот раз в голосе Разужи появился металл. — Мои воины должны быть сытыми, а темники — голодными. Именно так, а не иначе. Если кто-то попробует выбить из вас деньги — жалуйтесь лично мне. А этим, — Разужа легонько ударил рукой по настилу, — золота сверх уговоренного не давайте.

После этих слов хан легко вскочил на ноги и вышел, не прощаясь.

Некоторое время прошло в молчании, затем помост — несколько досок, сбитых вместе — приподнялся, и из-под него вылезли четверо воинов, судя по оружию и одежде, именитых и далеко не последних людей в Орде.

— Хоть бы доспех снял, — заявил на наречии степей самый старший из них и со стоном дернул себя за левую руку, так что та громко хрустнула. — Хотя еще ничего, ведь Айрату он челюсть сломал, шаманы его неделю лечили…