Ганфайтер. Огонь на поражение - Валерий Большаков Страница 23

– Короче, валбои, – ворвался в рубку голос запыхавшегося сегундо, – мы с вожаком в голове стада пойдем, Белый с Рыжим и Джамил с Арманто – на флангах, Тимка и Токаши – в хвосте. Ван, Хоппи, большое вам мерси. Привет Обходу!

– Счастливо дойти!

– Глядите там, чтобы «коровки» не забодали!

– Бывай!

Браун еле разобрался в мельтешении пятен, кто, где и за кем, после чего занял свое место в замыкающих.

Кашалоты вели себя более-менее смирно, шли следом за признанным вожаком, не догадываясь, что в споре на тему «Кто тут главный?» выиграл Станислас Боровиц, двуногое млекопитающее, чуть побольше тюленя.

Пара китов, самых зловредных, бросилась на субмарину Вуквуна, зубами хватая за рули.

– Не по пасти сласти! – проорал Арманто. – Эй, отцепись, скотина! Погнешь ведь!

Щелкнул разрядник, унимая зловредов.

– Шурики, зря не мельтешите – чипизируйте [25]скотину!

Главный смотритель пока не размыкал цепь и не убирал присосок – пускай китяра постоянно чувствует хозяйскую руку, смирнее будет.

Шурики носились на флангах, изредка пощелкивая разрядниками-электрозондами, не позволяя китам разбредаться и чпокая длинной «удочкой» – метчиком для клеймения, внедрявшим под кожу кашалотов крошечные чипы.

– Стан, слышишь? – подал голос Белый. – Тут охотничек возвращается!

– Не мешай ему, пускай отдышится. Если уйдет – пускай…

Кит, налопавшийся кальмаров, стремительно всплывал, и вот его башка, похожая на горелый пень баобаба, вздыбилась над водою, раскидывая пенистые потоки.

Кашалот словно и не заметил присутствия субмарин. Обменявшись с сородичами серией тресков и скрипов, он поплыл со всеми вместе, часто пуская фонтан – широкий и «пушистый», наклоненный вперед и влево, вскидывая пахнущий мускусом пар метра на три. Охотник на кальмаров, добрый час пропадавший в холодной бездне, «запыхался» и теперь вовсю вентилировал легкие.

– Сихали! – послышался голос Токаши Ашизавы. – Бдишь?

– Изо всех сил.

– Тогда подгони вон тех отстающих. Добавь им прыти!

– Сейчас я…

Тимофей отклонил субмарину влево и выметнул длинный ус разрядника, стреканув кашалота, замедлившего ход. Животное мигом встрепенулось и живее заработало хвостом.

– Порядок!

Следом взбодрился и сосед заленившегося physeter’а. Стадо окончательно успокоилось и плыло туда, куда их вели двуногие, – к северо-западу, на рандеву с плавучей базой «Онекотан».

«Онекотан» показался на шестой час пути – малый авианосец-универсал, лет полста назад способный как поднимать с палубы самолеты, дископланы и вертолеты, так и десантировать бронеходы-амфибии или аппараты на воздушной подушке.

Малый авианосец давным-давно списали, он тихо гнил в Авачинской бухте, дожидаясь очереди на разделку и рецикл, когда его присмотрели китопасы с ранчо «Летящее Эн». Они вскладчину выкупили авианосец и приспособили его под плавучую базу. Корабля, больше пригодного для долгих перегонов, было не сыскать.

Океанцы шумно переговаривались в эфире с друзьями на борту «Онекотана», а сама плавучая база царственно разворачивалась к звену, ведомому Боровицем.

Пригнанное стадо главный смотритель передал дежурным пастухам, и те повели присмиревших китов на кормежку – вдоль всего левого борта плавучей базы работали камеры сброса, кидавшие в воду гигантские порции кальмарьего мяса.

«Прогулявшиеся» кашалоты дружно накинулись на угощение…

Все это было очень интересно, но Сихали Браун до того вымотался, что к концу перегона лишь тупо исполнял отдаваемые приказы. «Это тебе не ламинарию косить…» – проползало в мозгу, повторяясь и повторяясь.

– Тим, – послышался Наташин голос, – давай, подваливай в серединку, пойдешь наверх сразу за Арманто.

– Ага, – тихо сказал Тимофей.

– Притомился?

– Ага.

– Ничего, Тимочка, завтра выспимся – суббота! Если не на вахту. И не на дежурство…

– Ага…

Плавучая база «Онекотан» была катамараном – два узких корпуса соединялись общей палубой размером с футбольное поле.

Субмаринам полагалось заплывать в пространство между корпусами, где могучие биомеханические манипуляторы легко подхватывали их и рассовывали по «полочкам», как китопасы называли доки.

Была какая-то несолидность в этом подхватывании. «Будто я муха в супе, – обижался Белый, – и меня шумовкой – раз! – и... куда надо!»

Дождавшись, пока под днищем загудят полозья эллинга и клацнут, отцепляясь, захваты манипуляторов, Браун выбрался из люка и осторожно спустился на доковую палубу «Онекотана» – с субмарины капало, и синтетическая слизь на чешуе, холодная и очень скользкая, еще не просохла, можно было и загреметь.

Проверив, надежны ли фиксаторы, удерживающие «Бронко», Тимофей вышел на узкий балкончик, тянувшийся вдоль «внутреннего» борта. Внизу клокотала и шипела вода – буруны от обоих форштевней сталкивались здесь и закручивались пенистыми водоворотами. Сверху нависали пролеты палубы. Под нею ходили мостовые краны со сложенными втрое манипуляторами. Было под палубой зябко и сыро и дуло, как в трубу.

Браун дошагал до ближайшего трапа и поднялся наверх. С правого борта башней поднималась надстройка, утыканная тарелками антенн и овальными блюдами локаторов, за ней открывалась взлетная палуба, где стояли, вяло опустив лопасти, два вертолета воздушного патруля. Слева, под прозрачной полусферой, плескался бассейн. Молодая особа с гибкой фигуркой как раз сигала с вышки. Тимофей залюбовался приятным видом.

А особа вынырнула и помахала ему рукой – Браун с удовольствием сделал тот же приветственный жест, узнавая Марину. Тугарин-Змей был тут как тут – топтался с громадным мохнатым полотенцем веселенького розового цвета. Он протянул его врачине на вытянутых руках, словно выдерживая дистанцию, и девушка быстро завернулась. Илья сделал движение, пытаясь подхватить Рожкову, но та погрозила ему пальчиком, и великан отступился, блаженно улыбаясь. Сихали поёжился – ветерок дул более чем свежий, словно донося привет из близкой Арктики. И как только Маринка не мёрзнет на такой холодине?

– Надо было его сразу анестезирующей, и чтобы… – донесся глухой и гулкий голос Рыжего с доковой палубы. – Раньше кашалотов гарпунами били, ручными, с вельботов, я б так не смог, и вообще… Или врут, или по правде в «Центроникс» Фредди Стриттрейсер на гастроли?..

Тимофей улыбнулся. Доминантой характера Шурика Рыжего была бестолковость – он не входил, а врывался, не шагал, а бежал, начинал говорить про одно, обрывал фразу, торопился высказать другую, не договаривал и ее, потому как третья была на подходе и четвертая становилась в очередь. А Белый был говорун, он обожал политические дискуссии, светские сплетни и знал о «звёздах», «звездушках» и «звездунчиках» буквально всё.