Самодержавный попаданец. Петр Освободитель - Герман Романов Страница 23

Гречиничи

— Ваше императорское величество! Бендеры взяты штурмом! Сераскир сдался со всем гарнизоном!

Запыленный молодой офицер с обвязанной грязной тряпкой головой радостно скалил зубы, сверкая глазами на запыленном до черноты лице.

— Какие потери?! — Петр сразу спросил о наболевшем.

Армия таяла как весенний ледок на солнце: непривычный жаркий климат и скудная еда дорого обходились — больных ежедневно считали десятками. Если бы не поставленная медицина, наличие врачей в каждом полку, госпиталей при дивизиях, самые драконовские приказы по поддержанию санитарии на приемлемом уровне, то был бы вообще кошмар.

— Пятьсот сорок убитых да свыше тысячи раненых, государь, — адъютант князя Долгорукова отвечал с некоторой опаской. За излишнюю русскую кровь царь сурово наказывал. А потому офицер живо добавил:

— Османы дрались с утра до вечера, их пять тысяч положили. Еще десять тысяч в плен взяли, из них половина янычар. Вся артиллерия досталась — три с половиной сотни пушек и мортир, да к ним 30 тысяч разных бомб и ядер. Пороха тысяча бочонков, не подсчитали еще толком. Двадцать тысяч пудов одних сухарей да провианта всякого, что они для армии визиря в крепости собрали и хранили.

— Это хорошо, очень хорошо, — Петр удовлетворенно хмыкнул, кивнув головой.

Потери меньше тех, на которые он рассчитывал, отдавая приказ на штурм. Но больше, чем хотелось бы. Но тут ничего не попишешь — турок в крепости сидело чуть ли не столько же, как осаждающих их солдат Долгорукова. Да еще янычары — те до последнего воюют!

Захваченного провианта хватит всю русскую армию полмесяца кормить без отказа. Не это ли благо? Только одно плохо — осадный корпус к завтрашнему сражению не успеет, а две дивизии, пусть и потрепанные, пригодились бы сильно.

— Кавалерия и казаки еще вчера вышли маршем, сегодня к вечеру здесь будут! — Офицер словно прочитал его мысли.

— Два полка драгун, полк гусар и три полка донских казаков да курень запорожцев и еще оба своих батальона егерей генерал-аншеф сюда отправил на подводах для спешности. Подставы на пути им сделаны — князь заблаговременно о том распорядился.

— Молодец князь, расторопен. О пользе думает. Да, вот что…

Петр задумался, вертя в руках врученный гонцом пакет. Он не любил сразу читать донесения, предпочитал вначале хорошо опросить посланца — ибо тот, зачастую не зная содержимого депеши, мог поведать кое-что иное, о чем в письменном тексте могли утаить или просто запамятовать.

— Кто особо отличился при штурме крепости?

— Бригадир Власов с Ингерманландским и Новгородским полками первыми ворвались в Бендеры через взорванную миной стену!

— Старый знакомец, — благожелательно фыркнул Петр. — В прошлый раз со своими ингерманландцами успел к Гостилицам вовремя и сейчас отличился! Ну что ж — быть ему генерал-майором, и так долго в бригадирах ходит. Так ведь?

Вопрос относился к Гудовичу, и тот моментально доложил:

— Три года с лишним, с сентября нынешнего четыре будет, — начальник штаба имел хорошую память и помнил о том, что у самого Петра с памяти выветривалось.

— Подготовьте приказ, Андрей Васильевич, о его производстве. — Петр крайне неохотно раздавал генеральские чины, устроив будущим полководцам «чистилище» в виде бригадирства.

Сам этот чин был отменен, но должность осталась, и ее занимали полковники. Если с бригадой офицер не справлялся, то его немедленно убирали обратно на полк, и наоборот — толковому командиру полка поручали командовать бригаду. И срок был определен — не менее трех лет. Справился — получай густые генеральские эполеты, нет — снимай с погон корону, будь простым полковником.

Этим решением дорога в генералитет была приоткрыта для башковитых и энергичных, пусть и не «породистых». А вот родовитые и бесталанные тем отсекались, и связи не помогали — ты, друг любезный, бригадой три года откомандуй, и чтоб на лучшем счету была, без потерь от болезней или казнокрадства. И чтоб солдаты обучены были, стреляли хорошо, здоровы и энергичны. Ответ перед самим императором держать будешь.

А потому эту должность невзлюбили карьеристы и подхалимы, что без мыла кое-куда пролезть хотели. Про таких в армии с насмешками говорили — голову из грязи высунули, зато ж… там осталась. На виду ведь у всех бригадиры, очковтирательство не поможет, лень и нерадивость сразу в глаза бьют. Тут честно служить надобно, исправно лямку тянуть.

— А кто первым на стену крепостную взобрался?

Петр спросил с интересом — ведь из множества доблестных и отчаянно храбрых солдат мало кому удается в таком случае в живых остаться, оттого уцелевшему и вся слава надлежит. А таких солдат или офицеров он любил лично награждать да в гвардию записывать.

— Первыми донцы в пролом кинулись, охотниками…

— Добыча им просто нужна, — перебил офицера Петр, — ведь кто первым в город ворвется, тот и сливки снимет.

— Да, ваше величество! — понимающе откликнулся офицер. — Казак один трех янычар распластал, бунчужного срубил и был лично его сиятельством отмечен медальонным знаком святого Андрея Первозванного и произведен в подхорунжие!

— Молодец, казак! Награда достойная. А как зовут удальца?

— Станицы Зимовейской войска Донского Емельян Пугачев!

— Кхм… Угу… Кхм…

Услышав знакомое по истории имя, Петр непроизвольно поперхнулся — надо же какие выкрутасы жизнь дает. Он за эти годы сделал титаническую работу, чтоб крестьянской войны не допустить, и, положа руку на сердце, во многом ему удалось добиться поставленной цели. По крайней мере крепостное крестьянство не увеличилось, наоборот, значительно уменьшилось, благо за мятеж 1762 года было кого из знатных душевладельцев покарать, а крестьян их на государство отписать.

Да и извергов приструнили изрядно — после прилюдного, на Лобном месте, четвертования Салтычихи да еще с дюжины показательных казней крепостники сильно попритихли и до крайностей в своих мучительствах уже не доходили. За то можно было враз поплатиться — свыше ста тысяч крестьян таких хозяев уже переписали на императора.

«А тут сам Емелька Пугачев проклюнулся — хорошо, что не поел сытно, а то бы подавился! — Петр засмеялся и закурил папиросу. — И что прикажете с этим казаком, лже-Петром, делать?»

— Я думаю, государь, сего казака, а также других отличившихся солдат и офицеров нужно зачислить в гвардию согласно «положению»… — осторожно заполнил паузу Гудович.

— Хорошо, Андрей Васильевич! — покладисто согласился Петр, разрубая в мыслях гордиев узел. — Займитесь этим делом, в гвардию нужно зачислять лучших из лучших, самых боевитых!

«А у Денисова в лейб-конвое наш Емелька не забалуется, ему там враз, только за намек, клюв набок своротят!» — и Петр засмеялся во весь голос…

Чесма

— Мы добились величайшей победы, Самуил Карлович! — Вице-адмирал Спиридов пристально посмотрел на торжествующего Грейга, и тот сразу же напрягся. Радости в глазах командующего не проглядывалось, и оттого на душе молодого командора словно разом завяли розы, попавшие под жестокий утренний заморозок.