Кесари и боги - Вера Камша Страница 23

– Потом попробует, – торопливо сказала Инес. – Сама знаешь, люди с голубями себе не принадлежат, а Супериора не ждет.

– Знаю! – Камеристка недовольно поджала губы. – И кому теперь дон Антонио оставит виноградники? Единственный сын – монах! Господь что сказал? Плодитесь и размножайтесь! А дон Хайме? Подумаешь, воевать не может, так не каждому быку на арене дохнуть, кому-то и теляток делать надо…

– Гьомар! – Герцогиня лишь слегка повысила голос, но служанка умолкла, хоть и не ушла. Ну и пусть стоит. Инес отвернулась, провела рукой по спинке кресла, в котором недавно сидел брат, затем медленно побрела по комнате, перебирая бирюзовые четки. Карлос купил их у Сами Абдедина перед поездкой в Муэну. Тогда ювелиры-синаиты не скрывали ни собственных имен, ни собственной веры, а иметь с ними дело не считалось греховным. Муэнская резня унесла не только Карлоса, она покончила с прежней Онсией. Да, какое-то время люди жили, как прежде, но и листья опадают не сразу. Кого-то осень хватает раньше, кого-то позже, но не уцелеть никому.

– Гьомар, вынеси цветы. Они завяли!

– Сейчас, сеньорита!

Если бы не Хайме, она бы уехала в Ригаско ждать сына, шить шелками и слушать южный ветер. Брат, тот все еще воюет с хаммерианами, а ей просто хочется все позабыть и жить, сбежав от сумрачной роскоши королевского замка, высочайшего покровительства, навязчивого внимания придворных. В рощах Ригаско она бы вновь стала женщиной по имени Инес…

– Маркиза де Хенилья, графиня де Альконья де Аламонегро! – равнодушно возгласил слуга.

Инья поправила выбившуюся из прически прядку и разгладила складки вуали. Вдова Льва Альконьи встречает вдову Орла Онсии. Завтра об этом узнают во дворце и сочтут трогательным. Послезавтра под окнами зазвучат романсы в честь двух сиротливых голубок.

– Донья Инес! – Мария замерла на пороге. Она стала еще красивей и еще беспомощней, чем во время их последнего свидания.

– Входи. – Чтобы поцеловать маркизу в лоб, пришлось привстать на цыпочки. Герцогиня невольно улыбнулась и, чуть поколебавшись, добавила: – Дитя мое!

Гостья была младше хозяйки на двенадцать лет и выше почти на голову. Судьба одарила дочь незначительного идальго высокой грудью, белой кожей и прекраснейшими в мире глазами цвета моря. Великий Хенилья был сражен наповал без единого выстрела; о том, что чувствовала шестнадцатилетняя Мария, не думал никто.

Супруги казались счастливыми, но брак оставался бездетным. На четвертый год маркиза отправилась к Пречистой Деве Муэнской в надежде вымолить ребенка, а вернулась вдовой. Дона Гонсало убили прямо в собственном доме. Никто ничего не слышал, собаки и те не залаяли. Мария горевала, очень горевала, в этом Инес не сомневалась, но любая боль проходит. Если ее не поить по ночам своей кровью.

– Моя сеньора, – гостья удивленно оглянулась, – ваш брат… Он не пришел? Это из-за меня?

– Хайме ушел, – торопливо произнесла Инес, – его куда-то вызвали.

3

Секретарь еще не распахнул дверь, а Коломбо уже нежно ворковал. Значит, Хайме желает видеть Торрихос. Так и оказалось. Кардинал-инкверент возвышался за дубовым столом убеленной сединами горой. Напротив его высокопреосвященства тонул в кресле герцог Пленилунья. Глава Протекты собственной персоной. Неплохо для воскресенья! Хайме поклонился и застыл, опустив глаза, как и положено смиренному служителю Господа. Коломбо незамедлительно перепорхнул на окно поближе к голубю кардинала. Тот слегка шевельнул крылом и нахохлился – выказал равнодушие. Коломбо с фидусьярами низших вел себя не лучше.

Торрихос что-то шепнул герцогу, и тот кивнул лысой, утонувшей в складках шеи головой. Внешне клирик и вельможа рознились как лев и черепаха, по сути же оба были драконами, мечтавшими пожрать друг друга. Хайме надеялся, что повезет Торрихосу.

– Мир тебе, брат Хуан, – объявил Торрихос, и Хайме понял: ему снова придется огорчить Пленилунью. Что ж, не в первый раз и, если повезет, не в последний.

– Во имя Господа! – Инкверент почтительно поцеловал благословляющую руку. Теперь главное – уразуметь, что нужно делать и чего делать ни в коем случае нельзя.

– День воскресный создан для благочестивых размышлений и отдыха, но долг призывает нас в любое время. – Кардинал обратил взор на вельможу и отечески качнул сединами. – Герцог де Пленилунья, не желая отвлекать нас от молитв, совершил ошибку, хоть и руководствовался лучшими побуждениями. Тем не менее счастливый случай разрешил недоразумение. Как твои раны, брат Хуан? В силе ли ты приступить к работе во славу Господа?

– Я здоров, – коротко произнес Хайме, понимая, что драконы снова сцепились. Прошлая схватка завершилась победой Протекты и преждевременной кончиной троих благородных дворян и одного монаха. Похоже, Торрихос вознамерился отыграться, а его высокопреосвященство бьет наверняка.

– Тем не менее тебе не следует уподобляться нашему доброму герцогу, – губы Торрихоса раздвинула теплейшая из улыбок, – а сеньор Пленилунья не жалеет себя… Именно так, сеньор, не спорьте со мной! Вы уподобляетесь тому коню, что, понукаемый долгом и гордыней, тянет все больший груз и бежит все быстрее, рискуя рухнуть под тяжестью невозможного.

– Ваше высокопреосвященство преувеличивает. – Будь улыбки клинками, какой бы сейчас поднялся звон! – Я всего лишь исполняю свой долг.

– Ваш долг – отыскать убийц славного Хенильи, – кротко возразил кардинал-инкверент, – этого ждут ее величество и все добрые мундиалиты. Милосердие – удел Господа и Церкви, вы же – меч карающий, так карайте, а спасение заблудших душ предоставьте Святой Импарции. Взяв на себя разбор донесений, в коих говорится о заподозренных в ереси, вы, без сомнения из лучших побуждений, посягнули на Божие и пренебрегли кесаревым.

Некогда всесильный герцог чуть заметно шевельнулся в огромном кресле. Надо полагать, внутри его все клокотало, но Пленилунья терпел. С тех пор как покойный король с благословения его святейшества учредил Супериору, Протекте пришлось потесниться.

– Брат Хуан, – заволновался Торрихос, – мы надеемся на твою скромность. Узнав о нашем… небольшом разногласии, злые языки не замедлят объяснить добрые поступки нашего славного герцога дурными помыслами.

Ответа не требовалось, и Хайме промолчал. Свидетели бесед Пленилуньи и Торрихоса и так ходили по краю бездны.

– Брат Хуан заслуживает полного доверия, – успокоил кардинала глава Протекты. – Нет никаких сомнений, что он с легкостью разберется с делом, столь живо заинтересовавшим ваше высокопреосвященство.

– Брат Хуан еще ни разу не ошибся в своих выводах, – доверительно сообщил Торрихос. – Господь сохранил жизнь этому достойному юноше и привел его к моим дверям, дабы его таланты послужили святому делу.

– Я счастлив, что брат Хуан обрел себя в борьбе с ересью, – поджал губы Пленилунья. Пятнадцать лет назад шурин герцога де Ригаско просил о приеме в Протекту и получил отказ. Пленилунья предпочитал аристократам незнатных провинциалов, а больным – здоровых. В чем-то он был прав, потому-то Хайме его и ненавидел.