Хранящая огонь - Властелина Богатова Страница 22

— Я узнала, что с вами приехала валганка.

Дыхание на долю покинуло его. Конечно, о том, что они прибыли не одни, княжна узнала бы в скором времени, но почему-то слова её застали врасплох. Он пошевелился, обхватив её застывшую руку, вынуждая вновь заскользить ею. Всеслава приподнялась, перемещаясь на него полностью, садясь верхом, продолжила уже сама ласкать его. Он огладил её бёдра, бархатную кожу, что в свете лучин была золотистого отлива, потом смял её полные груди, что топорщились под покровом волос, круговыми движениями погладил, стискивая их, сминая. Приподнялся, прихватывая губами и вбирая в рот набухший комочком сосок, чуть прикусил, всасывая, чувствуя горько-сладкий вкус. Из губ Всеславы вырвался протяжный стон. Арьян вновь весь обратился в камень, воспылав медленным, но сильным пламенем, и уже был готов войти в неё вновь, но медлил, нарочно оттягивая миг проникновения, пока в безднах глаз Всеславы не затрепыхались огоньки острого вожделения, после появления которого мужчина становился будто одержимым ею. Княжна неровно задышала, затаившись в ожидании, что разлилось между ними густым жарким киселём. Да, ему нравилось брать её и видеть всплеск бури в её глазах, как они зажигаются каким-то диким и опасным всполохом, а потом видеть, как они темнеют, когда её лоно наливается семенем. Он успел изучить её всю, кроме одного — её сердца. Арьян придвинул девушку, усаживая удобно на себя, вводя в её разожжённое жаром лоно свою плоть так же медленно. Всеслава томно прикрыла ресницы, содрогнулась. Размеренно задвигалась сама, принимая его.

— Я просто тебя хотел, безумно. Как только увидел, понял, как сильно. Сейчас есть только ты и я.

— Ты лжёшь. Я не верю тебе, Арьян, — обрывисто вымолвила она и охнула от резкого толчка.

Он принялся пронизывать её, скользя по влажным складкам внутри рьяно, но не слишком, как бы этого ни хотелось, постепенно ускоряясь, сдавливая, как котёнка, в руках, сминая лопатки, плечи, талию, ягодицы, не давая времени на передышку, но в то же время медленно и чувственно наполнял её до упора, как она это любила. Всеслава, закусив нижнюю губу, захлебнулась от наслаждения, не в силах говорить дальше, двигалась вместе с ним, помогая проникнуть глубже, полнее, призывая ускориться, врезаться резче, быстрее. Арьян через тяжёлый опьяняющий туман наблюдал, как лицо её меняется: ресницы дрожат, вздёрнулись брови от сладострастия, приоткрылись припухшие от жёстких поцелуев губы, испуская резкие вздохи и выдохи. Арьян, заворожённый колышущимися от бешеных толчков его бёдер круглыми молочно-белыми грудями, подбираясь постепенно к вершине, доводил девушку до полного изнеможения, чувствуя, как между лопаток выступил пот. На этот раз всё продолжалось чуть дольше первого раза, выжимая соки, силы, осушая горло и голоса до надрывного дыхания, всхлипов, распаляя огненный вихрь, что скручивал их воедино. Арьян за миг до оглушительного взрыва, предпосылкой которого по всему телу прокатилась судорога, успел обхватить княжну за талию, насаживая на себя до упора остро, быстро. На этот раз он не сдержал рвущегося наружу стона, бессильного, горлового, надломленного. Всеслава вцепилась в его плечи, пытаясь удержаться в этой безумной гонке, сжимала его бёдра коленями крепко, срывались с её губ резкие обрывистые стоны, что врезались в слух. Взрыв накрыл их одновременно, княжна, оплетя его руками, опутав облаком слипшихся волос, упала ему на грудь. Всё ещё судорожно сотрясалась в его руках, делая круговые движениями бёдрами, доводя мужчину до полного исступления — делала всё так, как ему нравилось. И не проигрывала, беря в последний миг над ним власть.

— Тебе придётся мне верить, — прохрипел он, собирая её волосы в кулаки, оттягивая голову княжны назад, вынуждая смотреть в глаза, — всегда, — выдохнул в горячие налитые губы, напоминавшие спелую бруснику, впиваясь в них больно, жадно, чувствуя её безмолвную обескураженность и горечь.

Насытившись долгим солёным и сухим поцелуем, он отстранился, заглядывая в глаза княжны, потемневшие и задумчивые.

— И слушать меня, всегда, — сдавил он пальцами её талию. — Никуда не лезть, не совать свой маленький носик в дела чужие. Не спрашивать, когда тебе не предлагают, не говорить, когда я молчу, — крепко обхватив её пояс, он лёгким рывком ссадил её с себя.

Всеслава моргнула растерянно, поджав губы, крылья носа дрожали в обрывистом дыхании. Она облизала искусанные губы, сглатывая слёзы, остро глянула на княжича. Арьян резко поднялся с постели, ощущая, как внутри всё шатается от раздражения, а сил на терпение уже не хватает. Острой стрелой вонзался полный смятения взгляд княжны в его спину. Но она молчала. Вот и хорошо. Он затянул тесьму штанов, поднял рубаху с пола.

— Куда ты? — пискнула она жалобно и тут же осеклась. Снова пытается его размягчить, но только уж всё равно. Он получил своё, а она — своё.

Бросив косой взгляд, сжимая в кулаке рубаху, Арьян пошёл прочь к выходу, оставив девушку без ответа. Не взглянул на неё в последний миг, не хотел замечать её раздавленный, побитый вид и, что ещё хуже, затуманенные влагой глаза, будто он снова в чём-то виноват.

Холод, что окатил его с ног до головы, взбодрил, вливая в его тело полную чару жизненной силы. Остановился Арьян, когда уже спустился с порога, осознавая, что путь его бесцельный. Просто хотелось глотнуть свежего воздуха, дышать полной грудью, лишь бы распустить перекрывающее дыхание путы. Хотя вернись он сейчас, уже не обнаружит в постели Всеславу. Невольно, но он её обидел, и от этого делалось гадко, и ничего он не мог с этим поделать. Туман рассеялся, и Арьян опрокинулся в звёздную бездну неба, что раскинулось над детинцем во всей своей красе и полноте, оно дышало стыло и молчаливо, холодно и туманно сверкали искры серебра. Арьян, натянув косоворотку через голову, оправляя подол и заправляя рукава, пошёл на ристалище, накалывая ступни о попадавшие под ноги камешки и скорлупу орехов, коей был усыпан едва ли не весь двор. Ветерок ворошил чёлку, холодил вспотевший под ней лоб и шею, остужал распалённую грудь. В глубине сада испускал трель соловей, его одинокое щебетание будоражило тишину, наливая воздух чудными напевами. Ночь для раздумий не самое лучшее время, но голова и так было пуста и будто чугунная. Окунуться бы в ледяной омут, но до реки было далеко. Арьян прошёл в оружейную, сняв пояс со стены, оголил лезвие, выуживая его с звенящим шорохом из ножен. Холодно блеснул клинок, отражая весь свет, что был в помещении.

«Жаль, что не послушал матушку, ведь ей не совсем приглянулась Всеслава».

Арьян, ощущая, как поднимается со дна свинцовая тяжесть, вернул лезвие в ножны, повесил оружие на прежнее место. Хотелось ему не яростного боя, а совсем иного — хотелось ощутить мягкое течение тепла, исходившее от той, которая осталась далеко от него. Завтра он наведается в постоялый двор и завтра же скажет отцу о своём отъезде.

Княжич вышел на улицу, под неподвижное спящее небо, так и не дождавшись всплеска ярости. Всеслава осушила его всего до капли.

— Чего это ты не спишь? — рванул из дум голос Данимира.

Арьян остановился, медленно повернулся. Брат спешил со стороны сада, с женской половины, упруго шагая, пересекая двор, приближаясь. Одет всё в тот же кафтан, что был сейчас нарасхлебень, так же неряшливо вывернут ворот рубахи, взъерошены волосы, будто вышел не из терема, а из корчмы, разве только на ногах твёрдо стоит. Пусть походка была его бодрой, выглядел Данимир уставшим, и глаза потускнели. Арьян стоял и, задумавшись, смотрел на Данимира. По мере его приближения, откуда-то со дна начала подниматься волна возмущения, которое кипело в нём весь вечер, но он её тут же загасил в себе, утопил. Всё же сказывалась усталость, ведь он так и не отдохнул толком. И всё же негодование охватило — вроде уже взрослый мужик, а ведёт себя как ребёнок, которому дали игрушку.