Жена из другого мира - Анна Замосковная Страница 22

– …уже был уничтожен.

Облокотившись на подлокотник, я обхватил губы пальцами, невидяще уставился перед собой.

Уничтожен один из активных источников. Немыслимо!

Министр снова побарабанил пальцами по столу.

– Знаешь, как мне ситуацию обрисовал следователь?

– Нет.

Министр прищурился:

– Некий молодой, склонный к эксцентричным выходкам длор, напившись, пришел к соседу похвастаться новым изобретением. Ситуация вышла из-под контроля, сосед погиб. И молодой длор засеял изобретением остров, отвлек внимание ученых длоров внезапным браком, тем самым создав себе алиби. А потом переложил вину на другого соседа, у которого якобы оставил это изобретение.

Кровь отлила от лица, я старался успокоиться, но подозрительно близко замаячила перспектива окончить дни под мечом палача. Я же полноправный глава рода, если меня признают виновным в убийстве длора, меня придется уничтожить, чтобы освободить место следующему главе.

– Послушай, я… – подался вперед, чувствуя, как сердце непривычно колотится у горла, и не зная, что сказать, кроме тривиального «не виноват».

– Я думаю, ты слишком прямолинеен и импульсивен для осуществления такого плана. По моему приказу следователь будет держать эту версию при себе, но… Он в нее верит, а когда человек во что-то верит, его разум начинает искать подтверждения и игнорировать противоречия. Поэтому существует большой риск, что со временем эта составленная из домыслов версия обретет фактическое подтверждение, и тогда уже, дорогой Лавентин, результаты расследования могут передать через мою голову.

Казалось, мир рухнул… Опять. Что-то последнее время он часто рушится.

– А если отстранить следователя? – Я поднял палец. – Заставить подписать магический контракт!

– Он уважаемый сотрудник полиции. Уволю его – и его версию будут копать с удвоенной силой. И он не длор, поэтому такой тонкий контракт умолчания с ним не подпишешь.

Наверное, я впервые не знал, что делать. От бессилия сжал подлокотники кресла.

Министр признался:

– Я считаю тебя безответственным, капризным ребенком. И, конечно, не могу доверять длору, которого исключили из Быкослова через две недели обучения.

– Три, – тихо поправил я. – Они меня после перекраски профессоров в зеленый еще неделю в карцере держали. Надеясь, что одумаюсь, а я им карцер разнес.

– Продемонстрировав свои преступные наклонности, что будет использовано против тебя в суде, – мрачно добавил министр, он же лучший выпускник двух курсов Быкослова, гордость и слава университета. И портрет его вывесили в галерее самых выдающихся студентов в год моего поступления (а я ему платье пририсовал). – Но вынужден признать: когда дело касается всяких магических штук, равных тебе нет. Поэтому… – Он вытащил из-за пазухи сложенный втрое лист. – Подписывай. Теперь ты внештатный сотрудник особого отдела министерства внутренних дел. Если подпишешь, конечно. А если нет… – Министр пожал плечами.

– А что, если нет?

Его взгляд недовольно сверкнул. Что, обычно не уточняют, что будет в случае отказа? Я удивленно приподнял бровь. Министр вздохнул:

– Тогда расследование проведет лишь подозревающий тебя следователь и его команда. Это же очевидно, разве нет?

– Ну мало ли, – пожал плечами. – Вдруг ты собирался меня на фронт отправить или еще что. В тюрьму там или на освидетельствование в дом для людей с отклонениями душевного состояния.

– Последнее, кстати, весьма заманчивый вариант. – Министр кивнул на контракт. – Подписывай.

Развернув бумагу, я пробежался взглядом по договору найма с условием неразглашения полученной на службе информации. Отрастив клык, надкусил подушечку безымянного пальца и, передернувшись, приложил кровоточащую рану к низу листа.

Контракт объяло зелено-голубым светом, который утонул во тьме магии министра. Я поднял на него вопросительный взгляд: это значило, что договор я подписал не с императорской семьей, как обычно происходит в таких случаях, а лично с ним. Складываемый контракт глянцево блеснул в цепких пальцах министра и исчез за пазухой.

Поднявшись, министр застыл, глядя на моих эмбриончиков. Бровь поползла вверх:

– Твою коллекцию засасывает.

Я оглянулся: тщательно подогнанные по цвету и размеру баночки вместе с полками втягивались в стену.

– А-а-а! – ринулся к ним, схватил, потащил к столу, побежал за следующими, поставил их на пол. – Помоги, помоги мне, – причитал я, вырывая банки из пасти размякшей стены. – Нет, только не шнюбубера!

– Как ты раздобыл эмбрион шнюбубера? – без малейшего сочувствия поинтересовался министр. – Они запрещены к хранению.

– Отец подарил. Помогай! – Я лихорадочно составлял банки на пол.

– Они и в пол проваливаются, – заметил министр. – Похоже, жене твоей они очень не понравились.

Двадцать две оставшиеся на полке банки продолжали втягиваться в стену, остальные проваливались в пол, точно в болотную трясину. Схватился за голову: вот она, супружеская жизнь, во всей красе! Так и знал! И не собирался показывать лабораторию жене!

– Стол, – подсказал министр.

Обернулся: да, стол не принадлежал дому, отец привез его из Черундии, там на рудниках трудился какой-то искусный столяр, вот и вырезал ему из каменного дерева. Банки с эмбриончиками стояли на нем незыблемо.

Перекинув портальный узел и бумаги на кресло, я начал переставлять банки на стол, сначала – последние с полок, потом – выдранные из пола. Понаблюдав, министр тоже принялся спасать моих эмбриончиков.

– Быстрее, нас ждут, – ворчал он (насколько может ворчать такая хладнокровная личность) и заставлял стол банками. – Ну и гадость!

На огромной столешнице места для всех не хватало, я готов был выть от отчаяния и не мог быстро определить, что спасать первым. Спасать надо все!

Банки встали во второй ряд.

Когда попытался соорудить третий, министр перехватил меня за запястья и заставил посмотреть на себя.

– Хватит. Иначе упадет и лишишься всех.

– Но… – С ужасом оглянулся на пропадавшие в полу эмбрионы.

– Потом с женой договоришься, чтобы вернула. – Министр развернул меня к выходу. – А сейчас быстро переодеваться – и на место преступления.

– А если не вернет? Если они там испортятся?

– Тем важнее быстро разобраться с делами, чтобы скорее начать ее уговаривать.

Прижимая баночки к груди, я поплелся за министром. Держать «эту гадость», пока я переодеваюсь, министр отказался, так что я просто надел свежий фрак и в обнимку с банками отправился на свою первую официальную государственную службу.