Ночь на хуторе близ Диканьки - Андрей Белянин Страница 22

Насчёт старой курицы как раз таки Николя был совершенно согласен, поскольку наблюдал зелёных собак, водивших на задних лапах хоровод вокруг его друга Вакулы. Причём хоровод не простой, а французский, с весёлым канканом, с дружным подниманием задних лап практически до полного неприличия и возбуждающими повизгиваниями. Что в этот момент виделось самому Вакуле, не знает никто, но блаженная улыбка его после первой же затяжки, граничащая с полнейшим идиотизмом, говорила о многом…

– Вот такие у нас дела, уважаемый пан Пацюк, – с некоторым удивлением услышал Николя свой собственный голос. Видимо, он уже что-то рассказал?

– Розумию вас, хлопцы, – покачал головой старый козак, метнув огненный взгляд из-под кустистых бровей. – Стало быть, что ж, тому, у кого проблема с чёртом, так и надобно идти к чёрту.

– Дак и мы про то же! Однако, не в обиду вашей милости, Пацюк, думается нам, что вы единственный, кто знает к нему дорогу, – тут же включился в разговор Вакула, не забывая меж делом отмахиваться от пёстрых обезьян, непотребно танцующих у него на коленях. Рука кузнеца была всё так же тверда и тяжела, но обезьяны попались упорные.

– Тому не треба далеко искать чёрта, у кого чёрт за плечами, – мудро протянул Пацюк.

Николя, не заморачиваясь ни на минуту, кинулся за спину друга искать чертей и почему-то не нашёл ни одного. Собаки были, правда уже в бело-синюю полоску, но чёрта нет…

– То ж я образно, хлопцы. Чёрт у одного из вас у хате, да тока толку из него немае.

– А шо, правда, пан Пацюк, шо мамо моя ведьма?

– Так зараз любая баба ведьма! – усмехнулся старый запорожец. – Почему на Сечь бабам ходу нет? Уж то усим ведомо, но ежели где, буде Богу угодно, появится хоть одна гарная баба, так сразу братству козачьему полный конец (кабы не сказать хуже) пришёл! Розумиете?

– А як же…

– Так и шо ж вам от мене ще треба?

– Я знав, но забыв, – честно признался Вакула, неслабо кренясь на верного друга. – Ось яка досада, пан Пацюк. От, може, мой товарищ знает?

– Как бы… это… а что мы вообще курим, можно спросить?

– Валяй, – ухмыльнулся в усы седой запорожец. – Тока я тоби сей научной формулы не открою. То стара рецептура, ще дедовска, як мак з коноплёй мешати.

– В наукообразной пропорции? – догадался Вакула.

Пацюк важно кивнул, встал и, отобрав у приятелей трубки, развернул их обоих на выход.

– Ежели у вдовы Солохи якие дела з нечистым, так нехай вин вам бумагу напишет, шо с той же Солохою ничего общего не имае, и Христом Богом поклянётся, шо вона не ведьма!

…Уже на улице, за плетнём, друзья кое-как отдышались, отправили зелёных и пёстрых собак в долгий полёт на голландскую территорию, даже помахали им вслед, и только после постепенно пришли в себя.

– А шо, паныч Николя, совет-то был дельный!

– Не спорю. Однако мне больше интересно другое. Он сказал, что нам делать, а сам даже не выразил ни малейшего удивления, узнав о твоей маме, о чёрте в её хате, о нашем участии в дуэли Байстрюка и Смолюха.

– И меня слухал вполуха.

– Да, так, словно давно всё знал. Ох и непростой запорожец у вас поселился…

– Непростой, – согласился кузнец, задрав голову вверх.

Николя проследил взгляд друга и…

– Царица небесная, астрономия с астрологией, да что ж у вас тут такое творится?!

В фиолетовом небе гасли звёзды. Нет, не все сразу, не кучей, не чётко обозначенными квадратами, на которые любят делить небесную твердь учёные звездочёты и составители гороскопов, а как-то тихо, буднично, по одной, словно бы чья-то крохотная тень быстренько накрывала чистое светило и прятала себе в карман.

– Бачьте, да то ж, поди, ведьма звёзды ворует. Уж не ведаю, за яким бесом, однако же…

– Вакула, а напомни-ка мне, кто у вас в Диканьке ведьма?

– Шоб мне опухнуть… мамо!

Кузнец развернулся, подхватил шапку и опрометью бросился бежать на другой конец села к собственной хате. Николя, недолго раздумывая, припустил следом. Хотя ведь, наверное, спроси в тот момент хоть того, хоть другого, что они намерены делать, если это действительно прекрасная вдова Солоха, ни один не смог бы дать сколько-нибудь вразумительного ответа.

Впрочем, добежать приятели всё равно не успели. Чехарда со звёздами прекратилась, и в серебряном свете полумесяца чётко проявилась ладно сложенная женская фигура в одной ночной рубашке и прямо с небес, подняв руки кверху и приведя себя в такое положение, как человек, летящий на коньках, будто бы по ледяной покатой горе скатилась прямо в печную трубу…

– Не успели, – констатировал очевидное запыхавшийся гимназист. – Что теперь делать будем?

– Я до хаты не пойду, – после непродолжительного чесания в затылке решил кузнец. – Ну её, маму, она под горячую руку может и кочергой з порога огреть. Всё одно ж ни черта не докажем.

– Да, кстати, и чёрта вроде видно не было. А этот ваш Пацюк говорил, что нам-де непременно нужна справка от чёрта! То есть письменный документ с печатями для предъявления любому чиновнику. Вот где понадобился бы пан Байстрюк.

– То вже завтра, я на боковую, – объявил Вакула. – А ежели ваша милость простой лавкой в моей кузне не погнушается, так и милости просим переночевать. Поди, вже поздно до флигелю ноги топтать?

Николя, не колеблясь ни секунды, принял разумное предложение друга. Время уже было далеко за полночь, идти потемну в одиночку аж до тётушкиного дома не улыбалось ни капли. В кузнице у Вакулы ему уже доводилось ночевать и раньше; несмотря на минимальный сервис и почти полное отсутствие удобств, сон там всегда был безмятежным и крепким.

Возможно, потому что нечистая сила боится огня и железа, а сего на рабочем месте сельского приятеля находилось в избытке. Главное, встать пораньше и прибыть в тётушкин дом к завтраку, но это дело нехитрое…

В кузне Вакула уступил другу широкую, но недлинную лавку, а сам лёг прямо на пол, бросив себе старенький тулупчик, коему, по совести говоря, и место-то было на самом бедном пугале, но отчего ж не жить как-нибудь?

Длинные ноги Николя свешивались со скамьи, но тем не менее уснул он почти сразу же, едва положив руки под усталую голову. И снилось ему, что идёт он по колено в рокочущем море, над головой кричат чайки, а недалеко, на отмели, лежит прямо под солнцем чудно одетая пани Солоха: длинные волосы завиты, как парик у петровского чиновника, на ней странный мешок с дырами для рук и головы, короткий, так что аж ещё чуть-чуть, и нет в женщине таинства, глаза полуприкрыты, губы едва шевелятся, а на всё побережье разносится печальственное: