Крест и посох - Валерий Елманов Страница 22

– Ты вот что, – перебил его хвастовство Константин. – Тут кое-что изменилось, но Онуфрий еще не знает про это и объяснять некогда. Ему ничего не говори и не возражай против того, что он тебе скажет, но на самом деле стрелять ты ни в кого не будешь.

– То есть как так? – удивился и почему-то обрадовался Афонька.

– А вот так. Живыми они нужны. Понятно тебе?

– Ну и слава Богу, – облегченно вздохнул Афонька, – Смертоубийство – грех великий.

– Ну да, – усмехнулся Константин. – А половцы как же?

– Это нехристи немытые, – равнодушно отряхнулся ратник. – За них и Христос простит, и Перун улыбнется. А своих – грешно.

– Ну вот и не стреляй. Только Онуфрию про этот разговор ни-ни. Да и другим тоже.

– Так я чего, один, что ли, стрелять не буду? – не понял Афонька. – А остальные-то как же?

– А много вас таких?

– Да с десяток, не менее. Половина наших, а четверо – из дружины боярской.

– Когда зайдем на пир, в шатер, тогда и оповестишь всех. Но не раньше. Скажешь, князь приказал.

– А ежели не послушают, тогда как? – растерялся Афонька.

– Повеление князя не выполнят? – изумленно поднял брови Константин.

– Так ведь наши-то все исполнят, а боярские заартачиться могут. У них, чай, свой воевода. К тому же ежели бы ты сам, княже, повелел – то тут оно, конечно. А кто я такой?

– Тогда скажи так. Не верят – пусть стреляют. Но если хоть одна стрела в тех, кто из шатра выбегать будет, вопьется, ответ передо мной держать будут, а рука у меня тяжелая.

– Ясно, княже. Не сомневайся, все исполню как есть, – склонился в поклоне Афонька и выбрался за полог шатра.

Одевшись наскоро и сполоснув лицо, Константин выскочил из шатра и первым делом глянул на ленивое солнце, которое едва-едва оторвалось от земли. «Где-то через полчаса Епифан поскачет. Стало быть, через пару-тройку часов здесь будет. Пока все нормально идет», – мелькнуло в его голове.

Едва он вышел, как чуть не столкнулся с Гремиславом.

– Извиняй, княже, – бесстрастно-угрюмое лицо его было, по своему обыкновению, непроницаемо, и угадать, какие чувства испытывает в настоящий момент этот суровый человек, не смог бы никто. – Я до тебя шел. Вечор Онуфрий наказал вместе с Епифаном в шатер войти, где вы пировать будете. И Изибору так же указал с Лебедой и Козликом. Верно ли?

– Да, – подтвердил Константин и тут же добавил: – Далее запомни накрепко – ты никого сечь не должен. Другое поручаю: близ меня будешь, и ежели кто на меня с мечом пойдет, тогда только руби без пощады. Так и остальным накажи.

– Верно ли я понял, – в глазах Гремислава мелькнуло недоумение, – что покамест у всех мечи в ножнах, то и свой не вынимать?

– Все в точности, – подтвердил Константин. – Ты с остальными только защищаешь меня.

– Как повелишь, княже, – хмыкнул Гремислав с легким презрением, испугался, мол, наш князь, но затем, глядя в спину удаляющегося Константина, задумался.

Да нет, не испугался князь. Тут иное. Никак удумал что-нибудь такое, что и Глебу в новину покажется.

По пути в назначенный для пира шатер, откуда уже раздавались оживленные голоса, к Константину присоединились Онуфрий, тихий Куней и сосредоточенно бормочущий что-то себе под нос Мосяга.

– Готовы ли? – окинул их взором Константин.

– Давно уж дожидаемся, – бодро ответил за всех Онуфрий.

– Ну тогда пошли. – И Константин двинулся далее.

Радостные голоса, встретившие его уже на входе, наглядно доказали, что зимняя встреча и красноречие Константина надолго запомнились многим из присутствующих.

– Здоров ли?

– Здрав буди!

– Думали, и не выжить тебе, а ты прямо как огурец.

Разнобой шумных приветствий оглушил Константина, и он растерянно начал озираться по сторонам, искать, куда бы присесть. По пути к грубой, наспех сколоченной лавке пришлось еще не раз весело кивать, откликаться, что-то отвечать, но вот, наконец, голоса стихли, и, на правах хозяина, первую приветственную чару поднял Глеб.

Говорить, как оказалось, он умел. Каждому из присутствующих успел адресовать что-то доброе, теплое, ласковое и тут же отпивал из своей чаши по глотку. Отпив во здравие последнего – храброго Изяслава Владимировича, – он провозгласил:

– Ну а теперь, братия, воедино со мною сомкнем в знак братства нашего и дружбы нерушимой все чаши и осушим их досуха, – и первым подал пример.

После этого тоста, едва Константин успел перевести дух и слегка обгрызть, закусывая хмельное зелье, нежную поросячью ножку, степенно встал князь Ингварь, сидевший рядом с Глебом на правах самого старого по возрасту.

Его речь не была столь красноречива, но зато в ней было больше чувства, больше веры в то, что говорилось. Он предложил выпить за то, чтобы мир да любовь царили отныне на Рязанской земле, чтобы споры по согласию разрешались, чтоб друг к другу по совести подходили, не держа камня за пазухой, а ножа за сапогом. Выпили и за это.

Затем, вместо того чтобы закусывать, Константину пришлось выслушивать князя Юрия, сидевшего напротив. Тот весьма сильно печалился по поводу того случая на охоте, обстоятельно изложил, как он сам переживал и горевал о раненом князе и еще о том, сколько молебнов и свечей во здравие да в каких храмах поставил сам Юрий, сколько его жена и малолетний сын Федор, коему на днях исполнилось аж четыре года.

Константин механически продолжал вежливо кивать в ответ, как вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль: «А ведь это тот самый Федор, который поедет с посольством к хану Батыю, и там его убьют. Надо же. А сейчас ему всего четыре года. Стало быть, тогда будет двадцать четыре. Получается, что передо мною будущий великий рязанский князь Юрий Игоревич. Господи, живая история рядышком сидит».

Но тут его мысли бесцеремонно прервала новая здравица, на сей раз провозглашенная Кир-Михаилом и адресованная гостеприимному хозяину сих мест князю Глебу.

А потом с чашей встал Святослав и уже заплетающимся языком произнес что-то несуразное, несколько раз поправляя сам себя, но, в конце концов, совсем запутавшись, помолчал секунд пять, Пытаясь поймать непослушную мысль, окончательно махнул на нее рукой, простодушно обвел осовелым взглядом всех присутствующих и громогласно заявил:

– А вот за все это сказанное давайте и выпьем.

– За что за это? – насмешливо крикнул с места Олег Игоревич. – Сам-то хоть понял, что скакал?

– Да-а, – уверенно протянул Святослав. – За все хорошее.

– А за что именно? – продолжал придираться Олег, но тут на него дружно зашикали, и он, криво ухмыльнувшись, умолк.

– А сейчас нас гусляр своими песнями побалует, – объявил немного погодя Глеб и громко хлопнул три раза в ладоши. Прислужник у входа шустро исчез и спустя минуту появился, держа полог открытым для шедшего следом Стожара. Вошел тот степенно, с достоинством. Вскинув голову, огляделся по сторонам, поклонился всем с достоинством, а Константину уважительно кивнул, приветствуя его отдельно, и еле заметно улыбнулся, когда подмигнул в ответ князь. Тут же посылались заказы: