Рудная черта - Руслан Мельников Страница 22

Но…

Неожиданное стремительное движение, уловленное краем глаза.

Свист рассеченного воздуха у самого уха.

Стук отточенной стали о сухое дерево.

Правая рука Всеволода вдруг дернулась под сильным секущим ударом.

Верхняя половина факела, срубленная острой валашской саблей (Обнажил-таки оружие, стервец! Когда только из ножен выхватить успел?! И ведь момент выбрал, в который уж и не ждешь подвоха!) – летит в сторону. Пальцы сжимают лишь бесполезную куцую палку с косым срезом на конце.

По земляному полу покатился, искрясь и брызгая огненной капелью, толстый промасленный моток пакли и ветоши.

– Ты все же погоди, русич, – Бранко безбоязно смотрел во взбешенное лицо Всеволода. – Не торопись поступать по-своему в чужом краю.

– Что?! – хрипло выдохнул Всеволод.

– Пусть Бернгард выйдет, – твердо, властно даже ответил Бранко.

– Что-о-о?!

А рука волоха все держит обнаженную сабельку. А сабелька та покачивается перед самой грудью Всеволода.

– Не препятствуй магистру, русич. Не мешай мастеру-Господарю вести в бой своих серебряных стригоев.

Мастеру-Господарю?! Серебряных стригоев?! Ишь ты!.. Быстро же Бранко свыкся с новыми обстоятельствами. Или не так? Или не то?

Глаза Всеволода сузились. Ярость и понимание сквозили в испепеляющем взгляде обоерукого воина.

– Когда, волох?! – прохрипел-прорычал он, отбрасывая в сторону бесполезную деревяшку и вырывая из ножен меч. Единственный еще остававшийся при нем. – Когда ты узнал?.. О Берн-гарде?.. Все?

Ведь на самом деле это знание пришло не сегодня! Не так ли?

– Давно, – неопределенно пожал плечами волох. – Очень давно.

Он был совершенно спокоен. И он крепко держал в длани рукоять хищно изогнутой сабли.

– И все это время ты служил темной твари?!

– Мастеру-Господарю, – поправил его Бранко. И лишь после – ответил: – Да, я служил ему. Верой и правдой служил. Именно поэтому в германском ордене, закрытом для иноземцев, я был равен саксонским братьям-рыцарям. А кое в чем стоял выше их.

– Но почему?! – скрежетнул зубами Всеволод. – Твои предки охраняли эту Сторожу. Из века в век стояли они в неусыпном дозоре над Проклятым проходом. И тебе, наверняка, завещали то же.

– Охраняли, – согласно кивнул волох. – Стояли. Завещали. И притом не только мне. Но вот ведь какая беда, русич, – по губам Бранко скользнула невеселая улыбка, – после нескончаемых смут, веками терзавших несчастные трансильванские земли, в живых остался лишь я один. А хранить Сторожу – надо. А завет предков исполнять должно. А как? Одному?

Дверь склепа рубили, разносили в щепу. Бранко говорил:

– Я заключил договор с Черным Господарем в обличии тевтонского магистра. С Шоломонаром можно было договориться – как с любым владыкой этого мира. Только обычно бывает так, что ты служишь Господарю, и он защищает тебя, потому что ему выгодно твое усердие. А здесь – по-другому, здесь – сложнее. Ты служишь Господарю, а он защищает весь твой мир. Ибо Шоломонар, уже проникший сюда, заинтересован в том, чтобы никакая иная нечисть более не переходила кровавую границу. Вот и получается: ты служишь ему, потому что он служит твоему обиталищу. И потому, что он несет на своих плечах твою собственную сторожную службу.

– Ага, и берет за это плату, – криво усмехнулся Всеволод. – Человеческой кровью.

– Это небольшая цена, русич.

– Одна жизнь в месяц…

– Столько нужно Бернгарду, чтобы жить самому. Большего он не требует.

– А ты, значит, помогаешь кормиться упыриному Князю?

– Поверь, русич, пользы от него больше, чем вреда, – чуть-чуть дрогнувшим голосом ответил Бранко. – Он привел в опустошенную Сторожу орденских рыцарей, он навел порядок в этих многострадальных землях. Ты – чужак и тебе неведомо, в каких количествах волохи, мадьяры, саксы и прочий обосновавшийся здесь люд губили друг друга без всякой жалости, губили похлеще пришлой нечисти. Местные лихие вожди и хитроумные воеводы, королевские наместники-надоры и вольные ишпаны, гордые князьки и заносчивые бароны нещадно резались сами и гнали на бойню других. И не темные твари вовсе, не волкодлаки, не стригои и не Черные Господари в итоге под корень извели Сторожу, поставленную у Мертвого озера. А именно они – обезумевшие, ослепленные властью и безнаказанной вольницей людишки, в своих никчемных усобицах – за клочок плодородной земли или за пограничную крепостцу на скале. Все это случилось задолго до прихода Бернгарда. И до Темного Набега задолго.

Бранко говорил так горячо, словно… словно оправдывался. Вот только перед кем? Перед Всеволодом? Перед собой?

– Без Бернгарда, без его рьяной борьбы с колдовством и ведовством, возможно, Набега и не случилось бы вовсе, – заметил Всеволод.

– Возможно, – не стал спорить Бранко. – А возможно – Набег начался бы много раньше. И тогда некому было бы встать на пути темных тварей.

Грохот, треск. Из двери склепа опять сыпется щепа. Проклятье! Всеволод выругался. Пока этот прислужник князя-магистра заговаривает ему зубы, Бернгард, выберется из ловушки сам и выведет всех своих умрунов.

Снова треск…

Жечь! Нужно не разговоры говорить, а поскорее жечь нечисть! Молниеносным ударом меча Всеволод отшиб маячившую перед лицом валашскую саблю. Метнулся вперед. Пригнулся. Протянул левую руку к валявшемуся под ногами обрубку факела и…

И едва не схватил пальцами отточенное сабельное острие.

Отбитый в сторону кривой клинок Бранко извернулся по немыслимой траектории. Опередил на миг, оттолкнул клубок факельного огня дальше. Взметнувшись вверх, опять блеснул в искристых отблесках перед самыми глазами.

Всеволод аж сплюнул с досады. Не ожидал он такой прыти. Ловок все же оказался волох!

– Я не хочу причинять тебе вреда, русич. Но и не позволю вредить Бернгарду. Если новый Шоломонар действительно перешел границу обиталищ, без магистра и его серебряных стригоев нам не справиться.

А треск в темной нише на противоположном конце галереи становился все сильнее. И без того изрядно потрепанная взрывом дверь склепа буквально разваливалась на куски. И времени оставалось – совсем ничего.

А раз так… Ну что ж, коли так… Бранко сам выбрал свою судьбу.

Второй раз Всеволод рубанул не по сабле противника – по руке. И третий – по плечу. И четвертый – в голову. Бил сильно, жестоко. Насмерть. Пусть слуга нечисти подыхает со своим господарем.

Треклятый волох, однако, подыхать не желал. Поджарый, жилистый, стремительный, он ловко уворачивался, а когда не успевал – умело принимал удары на звенящий изгиб серебрёной стали, отводил и отбрасывал прямой клинок Всеволода в сторону. Даже пытался атаковать сам. Без особого успеха, впрочем.