Мать лжи - Дэйв Дункан Страница 22

Когда они доберутся до Старейшей в Бергашамме, она предаст его анафеме, и он умрет. Такова цена победы. Дантио ее принял; это было делом всего одного дня. Но теперь его переполняли многочисленные чувства, царившие на борту «Свободного духа». Он не мог не обращать на них внимания, как обычно поступали Свидетельницы, потому что сам был в них вовлечен. Дантио оказался в ловушке неразрешимых конфликтов. Страх, любовь, гнев и ненависть жалили его, точно ледяной град. Он бросил камень, который вызвал лавину.

Именно способность «чувствовать» доставляла ему немыслимые страдания, вынуждая ощущать тревоги других людей. Речные жители спорили, что делать с таким количеством опасных веристов на борту. Нок твердил, что ночью он отплывет и бросит всех на берегу, и плевать он хотел на пожитки и серебро. Другие возражали, что эти воины — дезертиры, и в Высокой Балке за них дадут хорошие деньги. Обычные ссоры матросов. Дантио множество раз слышал такие во время своих многочисленных путешествий: в конце концов команда ничего не сделает. Зато сейчас ему приходилось мириться с их эмоциональным хором (гнев — алчность — страх).

Восемь юношей, о которых шла речь, лежали посреди палубы, устроившись между багажом, и в их душах бушевал настоящий ураган, в шестьдесят раз сильнее того, что испытывали матросы. Они пытались осознать значение своей утренней победы и свое новое, непонятное им положение (ликование — страх — любовь — страх). Преданность семерых веристов Орладу была такой сильной, почти любовной, и это озадачивало Дантио, ведь ему не суждено было познать этот вид голода.

Пассажиров на носу тоже раздирали самые разные чувства: Хорт, Ингельд и Гатлаг отчаянно хотели вернуться домой, но боялись детей Храга (боль — ужас); Фабия лелеяла глупые мечты о том, как переберется через Границу и станет правительницей Селебры (алчность). А Бенард, обнимающий Ингельд? Чувства влюбленных порой казались Дантио бурей похоти и вызывали у него отвращение, хотя он радовался счастью Бенарда (похоть — голод — обожание). Через несколько минут эти двое превратятся в детей (сильное желание — поддразнивание — притворство) или станут матерью и сыном (стремление направить — обожать — повиноваться — защищать). В громадном скульпторе все еще жил брошенный родителями сирота, а наследница династии Косорда пережила два политических брака без любви. Бенард скрывал свои страхи относительно будущего отцовства; Ингельд вчера ночью видела в огне пугающие предзнаменования. Неудивительно, что они так прижимаются друг к другу.

В довершение всего Свидетельницы обладали еще и даром «слышать», который помогал им узнавать, что происходило с людьми или предметами недавно. Орлад и его товарищи приняли участие в сражении, и в ушах Дантио еще гремел, подобно трубам, грохот битвы. Он знал, кто из юношей убил и как. Неким образом он мог «слышать» даже кровь, смытую ими в Маленькой Каменке.

Четвертый дар Свидетельницы называли «запах», он помогал улавливать внутреннюю сущность людей или вещей. На борту «Свободного духа» с этим было очень непросто. Большинство веристов представляли собой прирожденных головорезов. Среди них попадались и такие, кто не подходил под это определение и стал жертвой обстоятельств. Орлад — один из них, но лучше ему об этом не говорить. Фабия по природе своей не была алчной. Она старалась быть похожей на Хорта, от которого прямо несло жадностью и корыстолюбием. Его приемная дочь в душе мечтала заботиться о братьях, взять их под крыло и опекать.

Все это было слишком. Дантио отчаянно хотелось спрятаться под покровом Свидетельницы. Взять бы сейчас веретено и прялку, успокоиться и сплести нить событий…

— Прорицатель!

Дантио оглянулся.

— Милорд?

— Иди сюда, — позвал его Орлад. — Вуаль, Дантио или как бишь тебя.

Он пробрался через багаж и подошел к веристам. Хотя Дантио был лет на десять старше каждого из них, он чувствовал себя молодым саженцем в древнем лесу. Орлад походил на роскошный дуб, несмотря на то, что был чуть ли не ниже всех.

Когда Дантио устроился между Проком и Намберсоном, они нахмурились и отодвинулись. Большинству из них было не по себе даже смотреть на евнуха, не говоря уже о том, чтобы к нему прикасаться. Некоторых разбирало любопытство, и от их взглядов Дантио становилось неловко. Чуть раньше Орлад показал всем свою силу, отнеся брата на лодку, и тогда же Дантио понял, что он по-прежнему отмечен судьбой. «Осознание» — единственная способность Свидетельниц, требующая физического контакта, и многим за всю жизнь так и не удалось ее применить, поскольку люди, отмеченные судьбой, попадаются редко. Орлад не лишился своего дара, убив сына Храга. Бенард и Фабия тоже им обладали — двери к величию оставались открытыми для троих детей Селебры. Про себя Дантио ничего не знал. Вполне возможно, он уже сделал для истории мира все, что мог.

— Расскажи про войско в Высокой Балке, — попросил Орлад.

— Известно, что командир войска Арбанерик Криком служил в армии Стралга на флоренгианской Грани и лишился во время одного из сражений руки. Три года назад он вернулся в Вигелию и начал собирать собственное войско, назвав его «Новым Рассветом».

— Сколько у него людей?

— Я не бывал в его лагере. Полагаю, более двадцати шестидесяток.

Салтайя называла другие цифры, куда больше, и Мудрость говорила то же самое в прошлый раз, когда Дантио был в Бергашамме.

Веристы обменялись взглядами (возбуждение — одобрение — облегчение).

— И что он собирается делать? — сурово спросил Орлад. — Этот Арбанерик? Он выступит против Стралга?

Его чувства были невероятно сильны. Пыл фанатиков, перешедших на сторону врага, никогда не гас. Из самого верного солдата Кулака Орлад превратился в его заклятого врага (ненависть — ненависть — ненависть).

— Я не умею читать мысли, но могу свидетельствовать, что он ненавидит и презирает лорда крови не меньше вашего.

— Не… — начал Орлад и нахмурился, когда его люди захихикали. — Понятно.

Ваэльс, у которого на лице было родимое пятно, сказал:

— Он платит речному народу, чтобы они набирали для него людей и уговаривали новых рекрутов Стралга, плывущих на войну, присоединиться к «Новому рассвету».

— Именно так, милорд.

— И кто же дает ему столько серебра? — (любопытство — подозрительность). — Кто кормит «Новый Рассвет»?

Ваэльс был умнее остальных веристов, и от его вопроса Дантио невольно улыбнулся, раздосадовав юношу. Без вуали прорицатель чувствовал себя обнаженным.

— Его сподвижники.

— Короли, которых Стралг лишил трона? Я думал, они все погибли в восстаниях.

— Кое-кто выжил, — сказал Дантио. — Но разве смогли бы они уберечь свое состояние?

После Ваэльса все веристы поняли намек и посмотрели на Хорта Вигсона, беседующего с Бенардом. Не нужно быть прорицателем, чтобы по оживленной жестикуляции Бенарда догадаться, что речь зашла об искусстве, однако лишь Дантио увидел в Хорте, скрывающем свой интерес под маской вежливости, одного из самых умных и проницательных коллекционеров Вигелианской Грани.