Рунная магия - Джоанн Харрис Страница 22

«Никому не доверяй». Даже теперь настойчивые слова Одноглазого звенели в ушах Мэдди. Но Одноглазого-то здесь нет. Одноглазый послал ее под холм без предупреждения и подготовки, полагая, что она точно знает, как надо действовать. Но такого никто из них не предвидел. И что ей теперь делать? Бросить Везунчика на произвол судьбы?

— Везунчик, — обратилась она к нему.

Он сгорбился. Даже в мерцающем свете Мэдди видела, что он дрожит.

— Ты напуган, — заметила она.

— А то! — согласился Везунчик. — Хочешь — верь, хочешь — не верь, но пункта «расчленение гоблинами» в моем списке дел на неделю не было. Но если ты мне не веришь…

Мэдди вздохнула.

— Ладно, — перебила она. — Я тебе верю.

Оставалось надеяться, что Одноглазый поймет.

И Мэдди рассказала все целиком — все, что собиралась рассказать, и многое, чего не собиралась. Она говорила о своем детстве, об отце, о Мэй, о миссис Скаттергуд и нашествии крыс и насекомых в погреб (в этом месте Везунчик громко захохотал), о своих мечтах и желаниях, о своих страхах. Он был хорошим слушателем, и, когда Мэдди наконец замолчала, чувствуя усталость и сухость во рту, она не без удовольствия поняла, что никому и никогда, даже Одноглазому, не открывала так много, как этому пареньку.

— Итак, — сказал он, когда Мэдди закончила. — Ты открыла холм. Нашла дорогу сюда. — (Почему-то она не рассказала Везунчику о Сахарке.) — А теперь еще отыскала своего Шепчущего. Что дальше?

Мэдди пожала плечами.

— Одноглазый велел принести его.

— Всего-то? — Парень усмехнулся. — А он не подсказал тебе, как это сделать? Например, при помощи волшебной веревки или огнеупорного заклинания.

Мэдди молча покачала головой.

— Это же магия, верно? — спросил Везунчик. — Какая-то безделушка из Древнего века, вся обвешанная языческими рунами. С чего ты взяла, что она безопасна, Мэдди? С чего ты взяла, что не разлетишься вдребезги, как только возьмешь ее в руки?

— Одноглазый меня бы предупредил.

— Если бы сам знал.

— Ну, он же знал, что сокровище здесь.

— Гм. — Везунчик, похоже, остался при своем мнении. — Просто все это кажется странным. То, как он послал тебя сюда одну.

— Я же тебе сказала! — рассердилась Мэдди. — Так было безопаснее.

Повисла довольно долгая пауза.

— Дай мне договорить, — попросил Везунчик. — Мне кажется, твой дружок-путешественник многого тебе не рассказал. Сперва он говорит, что под холмом золото, потом — что это сокровище Старого мира, но не уточняет, какое именно, и наконец посылает сюда одну, ни словом не предупредив об опасности… В общем, ты когда-нибудь слышала сказку об Аладдине и волшебной лампе?

Мэдди начала закипать.

— Одноглазый — мой друг. Я ему доверяю, — огрызнулась она.

Везунчик пожал плечами.

— Твое дело.

— Никто не заставлял меня сюда идти, знаешь ли.

— Мэдди, он пичкал тебя сказками о Подземном мире с тех пор, как тебе исполнилось семь. Я бы сказал, он хорошо тебя вышколил.

Кулаки Мэдди сжались самую малость.

— Что ты имеешь в виду? Что он лгал мне?

— Я имею в виду, — сообщил Везунчик, — что есть много причин, чтобы посадить дерево. Можно просто любить деревья. Можно нуждаться в укрытии. Можно знать, что в один прекрасный день тебе понадобятся дрова.

Лицо Мэдди побелело от злости. Она сделала шаг вперед, рунная метка на ладони внезапно вспыхнула и из красновато-коричневой стала яростно-алой.

— Ты не знаешь, о чем говоришь!

— Послушай, я только сказал, что…

В одно мгновение руку Мэдди охватил огонь; колючий клубок рунного света взлетел с ее ладони. Это была Турис, Колючка, самая злая из рун, и Мэдди чувствовала, как она жаждет кусать, жалить, лягать причину ее ярости…

Встревоженная, девочка метнула ее в стену. Турис без толку взорвалась, оставив в воздухе резкую вонь горелой резины.

— Прямо в яблочко, — одобрил Везунчик. — Ну как, полегчало?

Но Мэдди повернулась к нему спиной. Да кем, во имя Девяти миров, он себя возомнил? Он всего лишь случайная пешка в этой игре, наблюдатель, достаточно смекалистый, чтобы войти в Подземный мир, но недостаточно умный, чтобы выбраться из него. Всего лишь подмастерье стеклодува, лишенный магии и волшебства.

«И все же, — подумала Мэдди, — что, если он прав?»

Она метнула на Везунчика взгляд через плечо и заметила, что тот с любопытством наблюдает за ней. «Вот брошу его здесь, — размышляла она, — и поделом. Пусть сгниет под землей или попадется в лапы гоблинам. Ничего другого он не заслуживает». Девочка резко встала и направилась ко входу в пещеру.

— Куда это ты собралась? — спросил Везунчик.

— За Шепчущим.

— Что, сейчас?

— Почему нет?

В голосе Везунчика появилась тревога.

— Да ты рехнулась! — Он схватил девочку за руку. — Уже поздно, ты устала и понятия не имеешь…

— Ничего, — отрезала она. — Я куда умнее, чем тебе кажется.

Везунчик горестно вздохнул.

— Мэдди, прости, — пробормотал он. — Прости меня и мой рот. Брат всегда говорит, что не худо бы его зашить.

Мэдди сверкнула глазами и пошла дальше.

— Мэдди. Пожалуйста. Не уходи. Я не хотел.

Теперь в его голосе звучало раскаяние.

Мэдди поняла, что смягчается. С какой стати ему было все принимать на веру? Его мир так отличается от ее мира, и вполне естественно, что он засомневался. У него нет магии, он ничего не знает о Шепчущем и, что более важно, не знает Одноглазого.

Но вот вопрос: знает ли Одноглазого она сама?

Сомнения, которые пробудил Везунчик, было не так-то легко отодвинуть в сторону. Молча поужинав остатками рыбы, Мэдди поняла, что устала, но отдохнуть не может. Пока Везунчик спал без задних ног, она напрасно пыталась поудобнее устроиться на каменистом полу, так как снова и снова возвращалась к одним и тем же мыслям.

«Есть много причин, чтобы посадить дерево». Так зачем Одноглазый посадил дерево? Зачем научил ее столь многому и все же так много от нее скрыл? И главное, откуда он может что-то знать о сокровище, потерянном после Зимней войны?

За ее спиной мирно спал Везунчик. Мэдди не понимала, как он может спать на такой безжалостной жаре, когда звуки Нижнего мира грохочут, словно гром, и эхом разносятся вокруг. Тем не менее он спал, уютно свернувшись в углублении скалы, положив под голову свернутую куртку, слегка подергиваясь, словно ему что-то снилось.