Лучший из миров - Наталья Колпакова Страница 22

– Эй, Лех, а ну-ка сюда! – заорал он вдруг так, что Мирон присел, как напуганная лошадь. Мальчишка лет двенадцати, безуспешно пытающийся слиться со стеной гаража, тем более. – Сюда иди, я сказал!

Неведомый Лех, тщедушный, кое-как одетый, помедлив еще, со стоном отлепился от стены и с независимым видом, нога за ногу, направился к ним, пряча руки за спиной.

– Ближе, – приказал Войко, и мальчишка, после недолгой внутренней борьбы, подчинился.

Да, приятеля на земле уважают, восхитился Мирон. Войко между тем неспешно, без тени угрозы, вытянул руку и вдруг ухватил пацана за ухо тяжелыми, как чугунные болванки, пальцами. Тот взвыл, слезы брызнули из глаз, а взбунтовавшиеся руки выскочили из-за спины, выставив на общее обозрение дымящуюся сигарету.

– Я тебе, поросенку, что говорил? Не кури, рано тебе еще! Говорил? – ласково бубнил Войко. – А что уши оборву, предупреждал?

Пацан попытался кивнуть, предупреждал, мол, и жалостливо заскулил. Пальцы нехотя разжались, выпуская на волю распухшее ухо.

– В общем, так. Бычкуй. Ну давай, давай. Фильтр оторви. Ага. А теперь жри. Жри, я сказал! – гаркнул Войко, состроив людоедскую морду. И незадачливый Лешко, скривившись, покорно сунул остаток сигареты в рот.

Войко благожелательно понаблюдал за экзекуцией несколько секунд и уронил парню на макушку свою широченную лапищу.

– Ладно, хорош. Плюй давай. Ага.

Бледный в прозелень мальчишка принялся яростно отплевываться.

– На вот, водички отхлебни. Мамка-то как, не запила? Работает? Вот и хорошо. Домой иди, помоги там, хорош по двору шляться, – наставлял инспектор. – И помни, в другой раз пачку сожрать заставлю. А уж если с бутылкой застану – не обессудь, всю один высосешь. И пусть меня сажают. Понял? Ага.

И, кивнув Мирону, как медицинское светило – ассистенту, Войко продолжил обход. Лех, сын завязавшей алкоголички, с обожанием смотрел ему вслед.

– Понимаешь, все сходится. Ты же меня знаешь, не люблю я совпадения. – продолжил втолковывать Мирон.

Войко неспешно кивнул.

– Знаю. И нюх твой знаменитый знаю. Ага. Лады. Да мы уж и пришли почти. Кстати, он ведь не один в то утро был.

– Как не один? – вскинулся Мирон.

– Ага. Так, с приятелем. Вместе бутылки собирали, такой же пропойца.

– И что, тоже излечился?

– Не-а… В ноги мне кинулся, проходу не давал, все требовал на пятнадцать суток забрать. Да вон он, видишь? Опять на помойке копошится.

Мирон прищурился. Возле мусорных баков действительно шевелилось небольшое медленное существо. Друзья неторопливо приблизились, демонстрируя дружелюбие. Оборванец настороженно следил за ними. Вины никакой он за собой не знал, но власть есть власть – черт разберет, что ей от смирного человека понадобиться может. Приметить-то он их давно приметил, мог бы втихую слинять, да только плохо ему с утра чего-то. А помойка эта козырная, чуть упустишь время – конкуренты понабегут, все растащат. И Крючок решил остаться.

– Здорово, господин начальник. Зачем пожаловали?

– Не боись, Славомир, не обидим.

Алкаш независимо вздернул голову.

– А я и не боюсь! Славомиром не зови, не знаю такого. Крючок я. Это у чистеньких, у богатеньких имена-хвамилии, а у нас-то, у бедного люда…

– Ладно, хорош куражиться, – незло прикрикнул Войко.

Разведка окончилась. Все трое примолкли, собираясь с силами и исподволь разглядывая друг друга. Крючок сильно вонял – не помойкой, как-то по-своему, по-человечьи, но тоже отвратительно.

– А это, стал быть, дружок ваш? Тоже из начальников? Чтой-то не встречал до сих пор его…

Мирон сунулся вперед:

– Я не с земли, из присутствия…

Войко отчетливо скрежетнул зубами от досады, а помоечник отшатнулся.

– Какие-такие дела до меня у сыскарей? Не видел ничего, вот вам крест, не знаю, не ведаю… – зачастил он.

Все, приехали. Мирон клял себя последними словами. А ну как закроется свидетель, захлопнется в своей зловонной раковине, и не выманишь его оттуда! Он с надеждой взглянул на Войко – снизу вверх, как детсадовец на школьника. И тот не подвел. Неторопливо, без нажима, принялся урезонивать алкаша, мерный рокот голоса убаюкивал, как морской прибой. И ясно было, что терпения у Войко не меньше, чем у тех волн, и рокотать так он может хоть до завтра.

А шланги-то горят! И Крючок сдался.

– Ладно, пущай спрашивает.

Мирон снова выбрался на первый план.

– Я девушку одну ищу.

– Потеряшку, что ли?

– Нет, свидетельницу. Я думаю, вы ее тогда видели, с другом вашим… твоим.

Алкаша передернуло.

– С Ошпаренным-то? Какой он мне друг, с-сука… Ты, говорит, прости меня, говорит, Славомир, но я в завязке в полной. Морду моет. Барахло свое постирал. Работать пошел, грузчиком. И тебе, говорит, Славомир, пора задуматься, говорит, о жизни, – проскрипел Крючок противным сектантским голосом. – Тьфу! Да только никакая она не девка.

– Не девка? А кто?

Алкаш нервно огляделся, выдержал паузу.

– Это уж вам, сыскарям, виднее…

– А ну-ка, – рыкнул Войко.

– Тигра, вот кто.

Войко удрученно глянул на друга – вот, мол, предупреждал я тебя, смотри сам, какую твой свидетель ахинею несет. Мирон предостерегающе качнул головой – не вмешивайся! – и подобрался.

– Рыжая такая, тигра-то?

– Так ты, начальник, что, веришь, что ли, мне? – растерялся Крючок. – Или, того, тоже видал?

Мирон устало кивнул.

– Не видел. Но верю.

– Ты того, начальник, – горячо зашептал бомж, подавшись вперед и обдав Мирона волной зловония. – Ты не ищи ее. Ну ее совсем, девку эту рыжую. Это ж я так только сказал, для ясности, что тигра. Что я, тигров не видал, что ли?

– А кто ж она? – встрял Войко.

Алкаш глянул на него веско, как на непосвященного.

– Демон, вот кто. Да я уж тебе тогда еще говорил, начальник, только ты не слушал.

Вырвавшись в зону доступа, толстая торговка не видела и не слышала уже ничего, даже сестриного голоса в трубке. Новость распирала ее, как перепревшее тесто бадью. И ведь она была пожалуй что единственная свидетельница. Голосом ее бог не обделил, хоть на сцене играй, и повествование о бабочках-цветах, расцвеченное некоторыми неожиданными подробностями, не услышал бы только ленивый или вовсе уж глухой прохожий. Остановившийся на корректном удалении молодой человек самого заурядного вида не был ни ленивым, ни глухим. И что заставило его вдруг ни с того ни с сего свернуть с дороги к подвальчику старьевщицы, закурить и с явным отвращением медленно, очень медленно вытягивать уже вторую подряд сигарету, было не вполне понятно. Делать небось нечего, вот и торчит, непременно подумала бы сама хозяйка предприятия, если бы не ухнула с головой в свою утреннюю эпопею. А так, понятное дело, ей было не до случайных бездельников. Досказав, она от души попрепиралась, а под конец и крепко повздорила с дурой-сестрой. Та никак не желала верить и все выдвигала оскорбительные версии вроде скверного утреннего самочувствия очевидицы. Плюнув, лишь отчасти ублаготворенная свидетельница чуда побрела вниз на свой пост. С облегчением отшвырнув измусоленную сигаретку, слушатель выждал пару минут, убедился в отсутствии прохожих, шагнул на лестницу в подвал и аккуратно, без скрипа, притворил за собой железную решетчатую дверь, перевернув висящую на ней табличку «Открыто» другой надписью, «Перерыв».