Зазеркальные близнецы - Андрей Ерпылев Страница 22

— Поднимайтесь ко мне, господин Бекбулатов. Спросите любого, вас проводят… Нет, подождите, я сейчас направлю к вам вахмистра…

— Благодарю вас, полковник, не стоит.

Услышав в трубке гудки, Георгий Степанович, отнял ее от уха, пару секунд разглядывал, как никогда не виданную тварь, в сердцах швырнул на рычаги и, сорвав другую, заорал:

— Ротмистр Иванов? Где твои недоноски бродят?! На каком еще посту?! Все-э-эх под арест!!! Упустили гостя, понимаешь, прощелыги!…

Сорвав на подчиненном злость и слегка успокоившись, полковник одернул перед зеркалом мундир, взглянул, подавив желание перекреститься, на висящий над столом портрет его величества государя императора Николая Александровича и, усевшись в величественной позе за стол, приготовился к ожиданию. Георгий Степанович слегка улыбался, мстительно припоминая все старательно воздвигнутые им на пути обычного визитера “рогатки” в виде постов на лестнице и дебелой секретарши в предбаннике.

Гость, однако, к разочарованию полковника, не заставил себя ждать. Буквально через минуту в дверь уверенно постучали. Видимо, столичный гость имел опыт прохождения еще и не такой полосы препятствий.

— Да, войдите!

Монументальная дверь полковничьего кабинета распахнулась, и столичный гость наконец, скаля в улыбке шестьдесят четыре зуба (полковник готов был побожиться, что это именно так, потому что никогда не видал подобной), предстал “пред светлы очи”. Полковник Боровых вздохнул, еще раз перекрестился про себя и тоже, как мог широко, но несколько натянуто улыбаясь, поспешил навстречу вошедшему, протянув к нему руки, как к дорогому гостю…

* * *

— А что вообще из себя представляет этот ротмистр Чебриков?

Владимир сидел на переднем пассажирском сиденье жандармской “полтавы”, мчащейся в направлении Хоревска, внимательно изучая бумаги из лежащего на коленях бювара.

— Ротмистр, граф Петр Андреевич Чебриков, тысяча девятьсот шестьдесят первого года рождения, уроженец…

Штаб-ротмистр прервал казенное изложение сидевшего за рулем поручика Ковалева, сотрудника управления, любезно предоставленного в полное распоряжение Бекбулатова вместе с казенным автомобилем полковником Боровых (стремясь побыстрее избавиться от неудобного гостя, в котором все-таки, несмотря ни на что, он подозревал ревизора с самыми широкими полномочиями, полковник охотно предоставил бы офицеру из столицы даже личное авто, будь такая необходимость).

— Слушайте, поручик, давайте-ка переходить на “ты”. Вы не против?

Поручик смущенно согласился, и коллеги торжественно пожали руки.

— Он курировал “Сынов Ашура”? — продолжил Бекбулатов.

— Да, господин штаб… Владимир Довлатович. Вернее, хоревское отделение их секты. Наркота ведь определенно шла оттуда, но только в одну сторону.

— Не понял?

— Ну, ее, то есть наркоту, только вывозили. Никаких следов ввоза откуда-либо мы не выявили. Проверяли и кустанайское направление, но киргизы, скорее всего, здесь ни при чем. Не находили никаких наркотиков у них, сколько ни проверяли машины.

— А наши, то есть русские?

Ковалев покосился на штаб-ротмистра:

— Никак нет. Курганское направление тоже ничего не дало. “Стукачи” тоже не дают никаких наводок. Создается впечатление, что Хоревск — не транзитный пункт.

— То есть?

— Ну, то есть сырец вроде бы производят в самом Хоревске.

Бекбулатов долго непонимающе смотрел на поручика:

— Там что, маковые поля?

— В том-то и дело. Никаких посадок мака ни в районе Хоревска, ни в уезде не обнаружено, хотя искали очень придирчиво. Авиацию привлекали… Естественно, местные “торчуны” потихоньку выращивают в огородах и чуть ли не в цветочных горшках, и мы их регулярно давим, но крупную плантацию там не спрятать, сами увидите… увидишь.

Владимир хмыкнул и сменил диск в проигрывателе. В уши ударил заунывный блатной романс в исполнении модного певца по кличке Квадрат. Бекбулатов щелкнул клавишей:

— Ках ты эту бодягу слушаешь, поручик?… Так что они, в погребах мак сеют? Может, в лесах где-нибудь?

— Какие там леса, Владимир Довлатович, колки сплошные.

— Что-что?

— Колки. Березовые перелески такие. Деревьев сто-двести, а вокруг поля да степь. Лесостепь по-научному. Вообще, в наших краях — не леса. У нас озера да болота на каждом шагу, а леса на севере да на западе — в сторону Миасса, Златоуста. Вот там леса так леса. Заблудиться в два счета можно.

— Ты что, поручик, лесной житель?

Двадцатипятилетний Ковалев снова смутился:

— Да я местный, Владимир Довлатович, хоревский. Леса, конечно, знаю. Рыбалка там, охота…

— А на кого вы тут охотитесь, если лесов нет?

— На уток, на зайцев. Тут зайцев, Владимир Довлатович, пропасть, а уток… На озерах по осени такая тьма проходит северной…

— Какой такой северной?

— Ну утки северной, из-за Тюмени, из тундры. Гоголя, хохланы…

— Гоголя, случаем не Николай Васильевичи?

— Не, Владимир Довлатович, тот писатель был, я знаю, не подловите.

Автомобиль, миновав шахтные терриконы Никольской, вписался в крутой поворот трассы, огибающей по берегу какое-то небольшое озеро. Ковалев мог бы говорить на тему охоты еще долго, но штаб-ротмистр решил вернуться к интересующей его теме:

— А какова, к слову, была конкретная цель той последней поездки ротмистра Чебрикова?

* * *

Надо сказать, что Хоревск, названный в честь основателя, казачьего атамана Хорева, срубившего первую избу на крутом речном берегу, ни размерами, ни достопримечательностями не блистал. Мирно дремавшая почти двести лет казачья станица была разбужена промышленным взрывом тридцатых, когда по именному указу императора Алексея II в короткий срок взметнула в небо пять высоченных труб Хоревская тепловая электростанция, одно время даже бывшая крупнейшей в мире. А местные залежи первоклассной белой глины и формовочного песка уже лет сто пятьдесят определяли приоритеты хоревской промышленности. Еще в позапрошлом веке дотоле мало кому известный городок, в который мало-помалу превратилась разросшаяся казачья станица, благодаря стараниям местных купцов и заводчиков Нечаевых, основавших первую за Уралом фарфоровую фабрику, потеснил на рынке прославленные Мейсен и Севр, не говоря уж о многочисленных отечественных производителях “черепков”. Симпатичную белочку, украшающую донышки хоревских тарелок и кофейных чашечек, вскоре стали узнавать не только в обеих столицах Империи, но и далеко за пределами России.

Настоящую же известность (в определенных кругах) городу принесло производство керамических изделий для радиоэлектроники, основанное всемирно известным конкурентом “Сименса” электронным концерном Зворыкина, создавшим здесь в конце пятидесятых годов прошлого столетия уникальный завод.