Золотой компас - Филип Пулман Страница 22

И вот она уже сидит — где бы вы думали? — в дирижабле и смотрит в окошко, а горностай-Пантелеймон острыми коготками царапает ее коленки, потому что он тоже хочет смотреть в окошко, а задние лапки, как на грех, скользят. В кресле рядом с Лирой сидит миссис Кольтер, она очень занята и с головой погружена в какие-то документы. Но вот бумаги отложены в сторону, и обе спутницы увлеченно беседуют. О, какая это упоительная беседа! Не о Севере, нет. На этот раз миссис Кольтер рассказывает завороженной Лире о Лондоне, о балах, ресторанах, о дипломатических раутах, о влиятельных друзьях в министерстве, об интригах в правительстве и Парламенте. Весь этот светский калейдоскоп поражает Лирино воображение ничуть не меньше, чем мелькающие за окном пейзажи, она даже не знает, что интереснее: смотреть или слушать, ведь абсолютно все, что произносит миссис Кольтер, источает аромат взрослости, одновременно пугающий и маняще-прекрасный аромат изысканно-утонченной светскости.

Дирижабль совершает посадку в Фольксхолле, затем паром перевозит их на противоположный берег широкой мутной реки, затем набережная и роскошный жилой дом, где швейцар, увешанный медалями, почтительно приветствует миссис Кольтер и подмигивает Лире, которая смеривает его за это ледяным взглядом.

И, наконец, квартира…

От восторга Лира лишь восхищенно ахнула. Нельзя сказать, что в течение всей своей коротенькой жизни она не знала, что такое красота. Разумеется, знала. Но это была красота Оксфорда, красота колледжа Вод Иорданских, исполненная величия и помпезности, красота, в которой явственно звучало мужское начало.

В колледже Вод Иорданских все поражало взор, а не ласкало его. Квартира миссис Кольтер взор не просто ласкала — она его нежила. Сквозь огромные окна лился солнечный свет, нежно гладя золотисто-белый узор на обоях… По стенам поблескивали резными золочеными багетами прелестные картины, из старинной рамы смотрело зеркало, причудливые бра кокетливо прятали яндарические лампочки под оборками и рюшами абажуров. Оборки были всюду: на диванных подушках, на занавесках, на затканных цветочками ламбрекенах. Под ногами, словно усыпанная листьями изумрудная лужайка, раскинулся пушистый ковер, и, как показалось неизбалованным подобной прелестью Лириным глазам, каждая полочка, каждый столик в этом гнездышке служил только для того, чтобы на нем пели, плясали, принимали изящные позы фарфоровые пастушки и арлекинчики или стояли крошечные китайские шкатулочки.

Заметив Лирин восторг, миссис Кольтер улыбнулась.

— Да, Лира, — пропела она, — здесь все совсем по-другому, правда? Ну, давай же, снимай пальто. С дороги нужно принять ванну. А потом мы пообедаем и пойдем по магазинам.

В ванной Лиру ждали новые чудеса. Ей, привыкшей мыться в щербатом тазу, не знавшей, что на свете бывают разные сорта мыла, а не только дешевое желтое, почти не дающее пены под чахлой струйкой воды, которая почему-то никогда не бывает горячей, только еле теплой, зато ой как часто бывает бурой от ржавчины, вдруг открылась новая сторона мытья. Оказывается, вода может быть горячей, душистое розовое мыло можно взбивать в ароматную пену, а пушистые банные полотенца на ощупь могут оказаться нежнее лебяжьего пуха. Из чуть запотевшего зеркала, подсвеченного тремя розовыми фонариками, на Лиру смотрела какая-то новая, незнакомая девочка, которую Лира не узнавала.

Пантелеймон, сидя на бортике ванны, пытался обернуться золотистым тамарином и корчил Лире уморительные рожи, за что немедленно был засунут в мыльную воду. Внезапно девочку пронзила одна мысль: веритометр! Она же бросила пальтишко в комнате, совсем позабыв, что в кармане его лежит предмет, который магистр велел никому не показывать. Никому, вспомнила вдруг она, это значит, и миссис Кольтер.

И что же ей делать? Кого ей слушать? Миссис Кольтер была так добра, так мила, так необыкновенно умна… А магистр? Она же своими глазами видела, как он пытался отравить дядю Азриела! Так на чьей же она стороне?

Наскоро вытершись, Лира бросилась в гостиную, где на кресле по-прежнему лежало ее пальтишко, лежало в точности так, как она его оставила.

— Ну, — спросила миссис Кольтер, грациозно входя в комнату, — готова? Тогда я приглашаю тебя отобедать в Королевском Институте Арктических Исследований. И, поскольку практически все сотрудники этого института мужчины, то у меня, как у единственной или почти единственной дамы, должны быть небольшие привилегии, как ты считаешь?

Двадцать минут спустя, после чудесной прогулки, они сидели за покрытым белоснежной скатертью столом в просторном банкетном зале Королевского Института Арктических Исследований и ели нежнейшую телячью печенку.

— Телячья печенка, — говорила миссис Кольтер, поднося ко рту серебряную вилку, — это очень питательно. Моржовую печень мне тоже доводилось едать. А вот медвежья… Представляешь, ни один человек, даже если он умирает с голоду во льдах Арктики, не станет есть медвежью печень. А знаешь почему? Это смертельный яд. Одного кусочка достаточно, чтобы человек умер в страшных мучениях, причем за считанные минуты.

В зале они были не одни. Миссис Кольтер обратила Лирино внимание на некоторых из присутствующих.

— Вон, видишь, за тем столиком сидит пожилой джентльмен в красном галстуке? Это полковник Карборн, который совершил полет над Северным полюсом на аэростате. А вон тот высокий возле окна — это тоже профессор. Его зовут Сломанная Стрела.

— Какое смешное имя! Он скраелинг, да?

— Да. Это он составил карту течений Великого Северного Океана.

Расширенными от любопытства глазами Лира смотрела на всех этих великих мужей, которые равно сочетали в себе больших ученых и отважных исследователей. Профессор Сломанная Стрела наверняка все до тонкостей знал о том, почему нельзя есть медвежью печень. А вот знал ли это библиотекарь колледжа Вод Иорданских — это, прямо скажем, вопрос.

После обеда миссис Кольтер показала Лире институтский музей, где в витринах были выставлены уникальные экспонаты, связанные с историей освоения Арктики. Затаив дыхание, Лира переходила от одной реликвии к другой: вот гарпун, которым был убит легендарный кит Гримссдур; вот испещренный загадочными письменами камень, который сжимал в окоченевших пальцах погибший полярный исследователь лорд Рух, когда поисковая партия отыскала наконец его палатку, вот огниво капитана Хадсона, оно было с ним во время экспедиции к Земле Ван Тирена. И о каждом из них миссис Кольтер могла говорить часами, а Лира слушала, и сердце ее учащенно билось, ибо его переполняло благоговейное восхищение перед отвагой и мужеством этих славных сынов Англии.

А потом наступил черед похода по магазинам.

Этот пестрый, ни на что не похожий день преподносил Лире один сюрприз за другим, но самые упоительные восторги она испытала в магазинах. Бог ты мой, входить в нарядные просторные залы, где так много восхитительных платьев, и можно померить любое, а потом еще вдосталь покрутиться перед зеркалами. А то, что одежде, оказывается, полагается быть красивой, это как?