Дворец из камня - Шеннон Хейл Страница 22

Игра завершилась. Петер посмотрел на Мири и протянул руку. Девушка подумала, что он хочет схватить ее соломину или дернуть ее за волосы, как он частенько делал в детстве, но он положил ладонь ей на затылок и притянул к себе. А потом поцеловал. Это был долгий, неспешный поцелуй. Поначалу она ничего не почувствовала, кроме потрясения, но Петер не отрывался от ее губ достаточно долго, так что жар этого поцелуя успел обжечь Мири с головы до ног.

Наконец Петер ее отпустил. Мири открыла глаза и постепенно пришла в себя. До нее донесся городской шум, далекий и глухой в этом маленьком дворике, напоминающий горное эхо, и Мири стало неловко, словно вся столица в эту минуту наблюдала за ними. Но они были одни.

— Мама всегда говорила, что смех у Мири как мелодия, которую нравится насвистывать, — тихо произнес Петер. — Но для меня твой смех всегда означал нечто большее.

Мири уставилась на него, уверенная, что он вот-вот убежит, как тогда, когда впервые ее поцеловал, — это был поцелуй в щеку на весеннем празднике, неожиданный и нежный.

Петер выдержал ее взгляд, тоже, наверное, ожидая, что она убежит. После такого поцелуя нельзя было сделать вид, что ничего не произошло. Слишком он был чудесный, чтобы о нем забыть.

Они продолжали смотреть друг на друга не мигая. Никто не убегал.

А потом, как по команде, оба бросились восстанавливать свои соломенные мечи, и битва возобновилась. На этот раз расхохотался Петер, а Мири поняла, почему так хочется поцеловать смеющиеся губы.

Мири оставалась с Петером до конца дня, и все это время они почти не разговаривали. Рядом с юношей в этом тихом каменном дворике ей казалось, будто она дома, даже запах снега улавливался в ветре.

Вечером Гас велел Петеру снова взяться за работу, а Мири отослал к себе. Она шла, не замечая, куда идет, и чем дальше уходила от Петера, тем меньше была в чем-то уверена. Ей почему-то хотелось затеряться в кривых улочках этого бескрайнего города. И это желание ее испугало.

Она думала о своих односельчанах. С каким нетерпением они будут ждать весной приезда торговых фургонов с товарами и письмами! А вместо этого приедут чиновники и потребуют все их сбережения. Мири представила лицо Марды, когда у нее отберут золотые монеты, и лицо отца, когда тот поймет, что ему не справиться с этими бандитами. Сердце девушки заныло.

Как она посмотрит в глаза своим родственникам, если королевские подати доведут их до нищеты еще хуже прежней? Даже Кэтар отдавала Мири должное за все перемены на горе Эскель, но подати сведут на нет все ее достижения, и Мири не знала, как этому помешать.

Наверное, Петер станет относиться к ней совсем по-другому, когда узнает, насколько она бесполезное существо.

Мири завернулась в шаль, сразу вспомнив о зиме, когда солнце нырнуло за горизонт. Нужно что-то делать. Нужно понять, действительно ли в Данленде наступают перемены и как помочь общему делу, прежде чем у Гаммонта появится возможность послать на гору чиновников.

Этот вечер Тимон собирался провести у Сиселы. Волосы у Мири не были завиты, платье она надела не самое лучшее, но почему-то решила, что из-за этого никто в салоне не станет относиться к ней хуже.

Дверь открыл тот же седовласый слуга и проводил Мири до салона, постукивая тростью по каменному полу из линдера. Мири улыбнулась ему и с теплотой подумала о госпоже Сиселе, которая держала старого слугу, несмотря на его хромоту. К этому времени Мири достаточно хорошо узнала жителей равнины и не сомневалась, что другие господа прогнали бы старика на все четыре стороны.

Когда Мири вошла в салон, какая-то женщина читала поэму о кроликах и белочках, которые свергли тирана-медведя, защищая свое потомство. Метафоричное и полное драматизма произведение. Но каждый раз, когда женщина произносила строчку «кролики восстали, и белки запищали», Мири приходилось сдерживать дыхание, чтобы не рассмеяться. Смех напомнил ей о Петере, и она дотронулась до губ.

Поэма закончилась, и с места поднялась Сисела:

— Сегодня, дорогие друзья, вместо того чтобы просто вести сочувственные речи о бедных, давайте снова их навестим.

Чтобы отыскать босоногих в столице, далеко идти не пришлось. В соседнем квартале между кирпичными и каменными зданиями уже начали расти, как сорняки, многоэтажные деревянные постройки. Гости госпожи Сиселы обходили одно скромное жилище за другим, оставляя корзинки с едой вместе с листовками, критикующими короля, взимающего подати.

Двери им открывали сонные, оборванные люди; обычно вся семья теснилась в одной комнате, расстелив постели на полу, где бегали крысы. Никакого свежего горного воздуха, никакого красивого вида горных цепей, уходящих в бесконечность, никакого убаюкивающего сопения коз.

— Спасибо, — поблагодарил какой-то человек, принимая от Мири корзинку. — На работе нам даже не сделали обеденного перерыва. Я готов проглотить все это вместе с корзинкой.

— Но ведь сегодня выходной, — удивилась Мири.

— Господь с вами, — сказал он. — Для фабричных рабочих не бывает выходных.

Даже на горе Эскель, где каждый добытый и проданный блок линдера едва-едва отдалял полуголодное существование, у рабочих каменоломни был один выходной в неделю. Мири не представляла, как можно работать без продыху — не сходить на службу в часовню, даже рубашку и ту не постирать.

Мири вышла из затхлого воздуха на лестничную площадку, где Сисела и Клемен о чем-то беседовали с тремя рабочими.

— …Партия зерна из Хиндрика прибывает в сопровождении всего лишь горстки королевских охранников, — говорил один из работяг. — Самое подходящее время…

Тут он заметил Мири.

— Кто это? — спросил он, выразительно окидывая взглядом ее шапочку с пером и отороченную мехом накидку.

— Не обращай внимания на эти атрибуты знатности, — сказал Клемен, одной рукой обняв Мири за плечи и дунув на перо. — Она одна из нас.

От этих слов Мири стало тепло, как от пылающего очага.

В другой квартире было полно девушек — Мири насчитала целую дюжину, и все они были моложе ее. Мири поинтересовалась, ходят ли они в школу, и глаза их зажглись от одной только мысли об учебе. Однако все они, кроме самых младших, работали на стеклодувной фабрике, и волдыри на их пальцах служили тому доказательством.

— Я думала, что все дети на равнине… то есть я имела в виду, все столичные дети ходят в школу, — сказала Мири, когда они вернулись в дом Сиселы.

— У нас есть несколько школ, но там учится очень мало бедняков, — ответила Сисела. — Каждый год знатные господа повышают подати. Детям приходится работать рядом со взрослыми, только чтобы прокормиться.

— Большинство взрослых умеют читать, поэтому мы и оставляем наши листовки, — сказала Кристин, до сих пор не снявшая форму служанки.

— Мы должны делать больше, чтобы помочь им, — заявила Мири.

— Согласен. — Тимон заметался по комнате, сунув руки в карманы. — Мы только и делаем, что пишем листовки. Говорим, но ничего не предпринимаем. Когда народ наконец поднимется?