Огонь ведьмы - Джеймс Клеменс Страница 22

— У меня нет этой силы, — сказал он жестко.

Она склонила голову набок, и волосы полностью закрыли ее маленькое лицо.

— Ты прожил пять веков и все еще сомневаешься в своей силе?

— Это сделал мой брат.

— Шоркан, — прошептала она.

Эр'рил едва заметно вздрогнул, когда она произнесла это имя. Затем, приподняв одну бровь, внимательно посмотрел на женщину.

— Откуда ты так много знаешь обо мне?

— Я изучала древние истории. — Тонким, изящным пальцем она убрала с лица прядь волос, и он увидел один фиалковый глаз. — И знаю древние слова: «Трое станут одним, и Книга будет связана».

— Старые слова из давно забытых времен.

Она прищурилась:

— Ты уже не похож на человека из тех историй. Тот человек спас Книгу и защитил ее. Он путешествовал по стране, пытался поднять восстание против Верховного Повелителя Гал'готы. Говорят, он все еще не оставил надежды сокрушить его.

— Я же сказал, это старые истории.

— Нет, это одна история. — Она убрала палец, и волосы снова закрыли лицо. — И она продолжается по сей день.

Эр'рил сел на подоконник.

— Как ты меня узнала?

Она погладила лютню у себя на коленях и тронула струну:

— Музыка.

— Что? Какое отношение твоя лютня имеет ко всему этому?

Она снова погладила лютню кончиком пальца.

— За Зубами, в глубине Западных Пределов когда-то стояла древняя роща деревьев коа'кона. Ты ведь знаешь о них — о волшебных деревьях коа'кона. Или забыл и про них?

— Я помню одно такое дерево, оно росло в центре долины А'лоа. — Он мысленно представил, как вечернее солнце просвечивает сквозь усталые ветви одинокого дерева коа'кона и его цветы в закатных лучах кажутся сапфировыми. — Оно выросло выше всех шпилей города.

Ни'лан выпрямилась на кровати, и впервые за все время он увидел ее лицо. В голосе и глазах неожиданно появилась тоска.

— Оно по-прежнему цветет?

— Нет. Когда я видел его в прошлый раз, корни сгнили из-за морской соли. — Эр'рил заметил, что его слова больно ранили ее. — Думаю, оно погибло, — мягко проговорил он.

По щеке Ни'лан скатилась слеза. Она продолжила, и ее голос наполнила печаль.

— Та роща называлась Лок'ай'хера, Сердце Леса. Она…

Эр'рил вскочил на ноги, неожиданно вспомнив все! Как река, хлынувшая на берег во время наводнения, к нему вернулась память. Лок'ай'хера! Он вспомнил отца, как тот курил трубку за кухонным столом, потирая рукой полный живот. Картина была такой ясной и четкой, что от волнения у него задрожали ноги. Вспомнил паутину кровеносных сосудов на носу отца и его свистящее дыхание, когда он затягивался трубкой, скрип стула на деревянном полу.

— Мой отец… — пробормотал он, — однажды рассказал мне, как в юности побывал в таком месте. Я всегда думал, что это сказки. Он говорил про нимф, чьими мужьями были духи деревьев, волков ростом с крупного мужчину и деревья со стволами толстыми, как дом.

— Лок'ай'хера не сказка. Это была моя родина.

Эр'рил замер, представив собственный дом. Воспоминания об отце вызвали в его памяти целую вереницу старых образов, картины, которые он так старательно пытался забыть: они с братом играют в прятки в поле; праздник урожая, когда он впервые поцеловал девушку; ему тогда казалось, будто долине нет конца и края.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Что случилось с твоим домом?

У нее поникли плечи.

— Это длинная история о временах еще до того, как твой народ появился на этих землях. На наши волшебные деревья было наложено проклятие злым народом под названием элв'ины.

Ни'лан ушла в себя и словно покинула грязную комнату. Эр'рил уловил в голосе старую боль, которая жила в ее сердце.

— Ты сказала: элв'ины, — проговорил он, — я слышал истории про призраков с серебряными волосами. Я думал, что они существа из мифов.

— Время превращает любую правду в мифы. — Она подняла на него глаза и снова опустила голову. — Ты лучше других должен это знать, Эр'рил из Станди. Для большинства людей сегодня ты — миф.

Эр'рил молчал.

А она продолжила свой рассказ:

— Невозможно сосчитать, сколько лет мы искали способ спасти наши деревья от смерти. Но болезнь, древнее проклятие элв'инов, распространялась. Листья рассыпались в пыль прямо у нас в руках, ветви провисали под тяжестью личинок. Наш могущественный дом, древний лес, превратился всего лишь в несколько деревьев коа'кона. Но и им суждено было умереть. А потом пришел маг из вашего народа и сохранил последние деревья при помощи благословения Чи. Когда же сила Чи покинула эти земли, болезнь вернулась. Наши дома снова стали умирать. На деревьях, которые цвели с незапамятных времен, исчезли цветы. Крепкие ветви склонились к земле. И вместе с деревьями умирает наш народ.

— Твой народ?

— Мои сестры и наши духи. Мы связаны с нашими деревьями, как ты со своей душой. И не можем жить друг без друга.

— Ты нифай?

Она слегка искривила губы.

— Так назвал нас ваш народ.

— Но отец говорил, что вы не можете жить дальше чем в ста шагах от своего дерева. Как же ты оказалась здесь, на другом конце света?

— Он ошибался. — Ни'лан положила руку на лютню. — Мы должны находиться рядом со своим духом, а не с деревом. Мастер-краснодеревщик из Западных Пределов вырезал эту лютню из умирающего сердца последнего дерева… моего дерева. Его дух живет в лютне. Ее музыка — это песня древних деревьев. Она обращается к тем, кто все еще помнит магические заклинания.

— Но почему? Время магии давно прошло.

— Ее песня притягивает к себе таких же, как она, тех, кто обладает хотя бы частичкой магии, так магнит притягивает железо. Я путешествую по стране, исполняю музыку и ищу тех, у кого есть магическая сила. Музыка позволяет мне заглянуть в мысли слушателя. Я увидела твои воспоминания, пока играла: башни в долине А'лоа, поля твоего родного дома в Станди. И поняла, кто ты такой.

— И чего же ты от меня хочешь?

— Исцеления.

— Для кого?

— Для Лок'ай'херы. Я осталась последней. Когда я умру, умрет мой народ и наш дух. Я не могу этого допустить.

— И чем же я могу тебе помочь?

— У меня нет ответа на этот вопрос. Но самый древний из наших духов и его хранительница имели видение на смертном одре.

Эр'рил вздохнул и потер рукой висок:

— Я устал от видений и предсказаний. Посмотри, к чему они меня привели.