Охота на Тени - Екатерина Урузбиева Страница 22

К тому времени как Бран вернулся с полным ведром, огонь уже пылал, а одноглазый раскладывал на столе рядом с Лигией чистые тряпки и пугающе выглядящие металлические инструменты. Поставив часть воды кипятиться в печи, мужчина добавил к разложенным на столе инструментам баночки с мазями и настойками из собственной кладовой и некоторые пузырьки из тех, что нашел при Лигии.

Одноглазый делал все быстрыми и выверенными движениями, будто всю жизнь только и занимался ранами. А Бран при виде всех приготовлений вдруг почувствовал, как подкашиваются ноги. Да, вся одежда Лигии была в крови, он сам был весь в ней перемазан, но все же пока он видел только древко стрелы, уходящее в плоть через одежду. Мысль о том, что сейчас он увидит открытую рану, что придется извлекать стрелу, заставила его пошатнуться. Комната вдруг поплыла перед глазами, а к горлу подступила тошнота.

Неизвестно как, одноглазый вдруг оказался перед Браном и сунул ему под нос остро пахнущий флакон.

– Даже не думай, парень, – сурово сказал мужчина. – Это работа для двоих.

Сначала Брану показалось, что его оглушили, точно ударили обухом по голове, а потом сознание вдруг прояснилось, тошнота ушла. Превозмогая страх, послушник приблизился к столу.

Семечка попыталась сунуться в окно, но одноглазый сердито замахал на нее, требуя, чтобы она не отвлекала и не загораживала свет. Лошадь отступила, но все же иногда украдкой подглядывала сквозь ставни.

Как только вода в печи закипела, одноглазый при помощи щипцов по очереди окунул в кипяток каждый из своих страшных инструментов. Теперь все было готово.

– Значит так, парень, – сурово произнес хозяин дома, взглянув на Брана своим единственным глазом так, словно собирался одним взглядом накрепко вбить смысл слов в голову послушника. – Будешь делать все в точности, как я скажу. Если снова почувствуешь дурноту – живо суй себе под нос этот флакон. И даже не думай вырубиться. Жизнь твоей подруги сейчас зависит и от тебя.

Бран молча кивнул, и началось.

Сперва одноглазый избавился от грязных сбившихся повязок, что наложил еще Свистун в лагере разбойников. Затем с помощью ножниц разрезал ткань жилета до того места, где его пробила стрела, и, не без помощи Брана, снял его с Лигии. Рубашку просто обрезали, чтобы освободить плечо.

Сама по себе рана с засевшей внутри стрелой, после того как ее промыли, оказалась не такой уж пугающей. Страшное началось потом, когда одноглазый маленьким острым ножом начал резать плоть рядом с раной. С этого момента все происходило для Брана как в тумане, хоть он и не расставался с остро пахнущим флаконом.

Кости и легкое оказались не задеты, но стрела засела глубоко в мягких тканях. Сделать второй разрез со стороны спины и вытащить шипастый наконечник оказалось невозможным: мешала лопаточная кость. Используя свои страшные инструменты, больше похожие на орудия пыток, одноглазый со знанием дела углублялся в плоть, пока не добрался до наконечника.

Когда все закончилось – стрела была извлечена, рана зашита и тщательно смазана целебными мазями, повязки наложены, а Лигия бережно перенесена в смежную комнату и уложена на кровать, – Бран на мгновенно ставших ватными ногах вышел на улицу и тяжело опустился на деревянные ступени порога.

Из дома за его спиной доносились голоса. Кажется, Семечка снова сунула морду в окно.

– Что там? Жива?

– Жива, – устало ответил одноглазый.

– Ох, хвала Отцу Небесному! Спасибо, добрый человек, – запричитала Семечка. Обычно так причитать она могла только тогда, когда удавалось выторговать у кого-нибудь угощение. – Спасибо! Уж как я за нее переживала! Да я, если хотите знать, за мою Лигию что угодно… хоть в огонь, хоть в воду. Уж такова моя натура – если кого полюблю, так на всю жизнь. Так она поправится?

– Поправится. Только если одна не в меру болтливая лошадь не будет мешать ей отдыхать, – отрезал одноглазый.

Семечка, кажется, подавилась собственными словами, но поспешно захлопнула рот и ретировалась. Впрочем, спустя пару минут Бран услышал ее полный гордости голос со стороны загона. Что ж, значит, лошадь все же нашла себе благодарных слушателей в лице местных коз и овец.

Сзади раздались шаги: поочередно сменяющие друг друга шарканье сапога и стук деревянной ноги. Через несколько мгновений одноглазый тяжело опустился на ступень рядом с Браном.

– Вот, возьми. Поди, голодный. – Хмурый хозяин дома среди болот неуклюже протянул послушнику ломоть хлеба и кружку козьего молока.

Солнце было почти в зените. Бессонная ночь, все страхи и переживания вдруг разом обрушились на Брана. Дикая слабость навалилась на него, но при виде еды его желудок отреагировал громким урчанием. С того момента, как послушник ел последний раз, прошли почти сутки.

Козье молоко оказалось необычным на вкус, но Бран едва ли успел это заметить. Хлеб и молоко исчезли в считаные секунды.

– Спасибо… – наконец выдохнул Бран. – Спасибо вам. За все.

Одноглазый покосился на него, будто раздумывая о чем-то непростом.

– Я постелил шкуры на лавку. Иди поспи, – сказал он.

– Спасибо, – еще раз повторил послушник. – И… Я не брат ей. Меня зовут Бран.

Страшное лицо одноглазого впервые несколько просветлело.

– А мое имя Мальдо.