Академия Роз. Поцелуй демона - Таисия Васнецова Страница 22

— Ты, одноклеточная чебурашка, — выдохнул он, снова опаляя мои губы своим горячим дыханием, их закололо сотнями иголочек, — призвала меня и привязала к себе. И от мучительной смерти тебя отделяет только моё хорошее воспитание и эта метка.

Он отстранился и сунул мне под нос свою лапищу. Я испуганно скосила глаза к кончику носа, чтобы увидеть, что он мне пытается показать. На широкой ладони, ниже большого пальца, ближе к запястью темнел странный узор. Рассмотреть я его не успела, демон резко сжал ладонь в кулак и убрал её.

— И что теперь будет? — осторожно спросила я.

— Я буду есть пироги, а ты лежи и думай о своём поведении, — ответил он и вернулся на стол.

Я растерянно наблюдала, как он откуда-то достал чашку с чем-то горячим и принялся уныло пожирать содержимое своего цветастого пешка со странными ручками. Мелоун то и дело бросал на меня злорадные взгляды, мол, сама виновата, я же пытался тебя остановить.

Я насупилась и засопела. Итак, что мы имеем? Демон меня есть не будет, ему милее пирожки. Я каким-то чудом его вызвала и как-то привязала к себе. Нужно будет поговорить с ведьмой Силли. Что это за книжка у неё такая? Вызывала чёрта, а пришёл этот… возмутительный демон, который даже представиться не удосужился!

Хам, негодяй и жлоб! Спеленал меня по рукам и ногам и сидит жрёт прямо у меня под носом. А я, может, тоже кушать хочу. Желудок болезненно сжался, а на глаза навернулись слёзы. Ну почему у меня всё идёт через одно место? От жалости к себе стало так горько, так обидно, что я не сдержалась и тихо всхлипнула. Потом ещё раз, погромче. И ещё.

— Чего хнычешь? — грубо спросил этот мужлан, и меня прорвало.

Я заревела в голос. Я три дня как в академии, а жизнь уже пошла под откос. Это распределение, претензии и недовольство семьи, злая Мария-Фелисса, все эти ведьмы и ведьмаки, Силли со своим проклятьем и Мелоун, а теперь ещё и демон, который надо мной издевается. И зверский голод, скручивающий желудок и кишки в мёртвую петлю.

— У-у-у, — тоненько завыла я, заливаясь слезами.

Демон громко выругался и присел на кровать рядом со мной. На его лице читалось недоумение и обречённость. Он взлохматил волосы на затылке, задумчиво разглядывая моё заплаканное лицо, поморщился от моего особенно пронзительного пассажа.

— Хватит реветь! — рыкнул он.

Я от неожиданности булькнула как переполненный чан с водой и замерла, вжимаясь в кровать. Демон смерил меня угрожающим взглядом, с пляшущим пламенем на дне зрачков. Казалось, если я издам хоть звук, он не посмотрит ни на своё воспитание, ни на метку, и просто прибьёт меня, чтобы не мучилась и его не изводила.

Я смотрела на него широко распахнутыми полными испуга глазами. Губы дрожали от едва сдерживаемых рыданий, которые колотились в грудной клетке, желая вырваться наружу. Реветь демон мне запретил, а вот беззвучно плакать — нет! С моих ресниц сорвались новые капли, прочерчивая солёные дорожки и как назло затекая в уши.

— Решила утопить нас в своих горьких слезах, Чебурашка? — уже спокойно спросил демонюка, — чего сырость разводишь? Я же сказал, что ничего тебе не сделаю. Ну, чего молишь?

— Я тоже пирожок хочу, — проблеяла я и тоненько всхлипнула.

— О Демон-Праотец, — демон закатил глаза и поднялся, — за что мне всё это?

— За вредность и праздность, — тихо зашипела смелая часть меня, внутри очень слабо вспыхнуло тепло.

Неужели я так быстро восстанавливаюсь? Я думала, что после зелья дня два буду выжата досуха.

Леон

Проклятая ведьма пробормотала что-то себе под нос, я отвернулся, чтобы она не увидела, как тлеющие угли на дне глаз вспыхивают кровавым огнём на всю радужку. Дыши, Леон, просто дыши. Девчонка же не виновата, что тебе придётся подтирать ей сопли, пока метка не исчезнет.

Я раздражённо посмотрел на зудящую ладонь. Ну вот зачем ты вылезла, мерзкая дрянь? Спала бы себе дальше беспробудным сном. Нет, надо было тебе выйти из спячки и привязать меня к этой ведьме. Я снова сжал ладонь в кулак, медленно выдохнул. Ладно, побуду нянькой для этого дитя, а потом навсегда буду свободен.

Я резко обернулся к задумчиво хмурящейся ведьмочке. Лежит, завёрнутая в одеяло и покрывало как лялька, и хмурит бровки, как младенчик, осознавший всю трагичность ситуации. Родился, а тут холодно, ярко, голодно и люди странные кругом. Я медленно выдохнул. Леон, просто смирись. Всё проходит, пройдёт и это.

— Пирожок хочешь? — спросил у неё.

Она встрепенулась и повернула голову ко мне. Я передёрнул плечами, на меня такими жадными и голодными глазами ещё ни одна женщина не смотрела. Жуть какая. Сложилось впечатление, что не была бы она скована, набросилась бы на меня и подкрепилась молодой сочной демонятинкой. Бр-р.

— Хочу, — выпалила она, — а с чем?

— С чем дам, то и будешь есть, — проворчал я и щелчком пальцев снял путы, удерживающие одеяло и покрывало вокруг ведьмы.

Блин, да я даже имени её не знаю, но уже готов делиться самым дорогим в этой ужасной ситуации — бабушкиными пирогами. С хорьком-то ладно, это мужская солидарность и сочувствие к несчастному проклятому ведьмаку. Пусть хоть самый вкусный пирожок в двух мирах попробует.

— Спасибо, — пробормотала лохматая-помятая девица и села на кровати, — а как мне к вам обращаться?

Опередила меня. Я сложил руки на груди и смерил её долгим взглядом. Худющая, бледная, на лицо дитя дитём. И печати разума на этом самом лице не намечается. Разве что маленькие проблески. Я в который уже раз подавил раздражение и вздохнул, словно столетний дед, взобравшийся по трём ступенькам на крыльцо.

— «Мой господин» и «повелитель» — вполне подойдут, — не удержался от ехидства.

Глупые коровьи глазки ведьмы растерянно моргнули, а потом за стёклышками её глаз, на дне зрачков что-то вспыхнуло, озаряя её лицо каким-то совершенно новым выражением. Она вдёрнула подбородок, посмотрела мне прямо в глаза. Моя метка истерично запульсировала.

— Буду звать тебя «эй, ты», — произнесла она ровно, резко перейдя на «ты», — думаю, «моя госпожа» и «повелительница» — вполне подходящие обращения ко мне.

Я удивлённо застыл. Брови зажили своей жизнью и упорхнули птичками куда-то под чёлку. Вот же… Чебурашка! Что она о себе возомнила? Где та сопливая размазня, искренне напуганная моим присутствием? Где та глупая кукла?

— Много хочешь, Чебурашка, — я взял себя в руки, — меня зовут Леон.

Она растерянно заморгала пушистыми ресничками и снова уставилась на меня глазами пришибленной коровы. У неё там биполярное расстройство? Раздвоение личности? Надеюсь, что нет. Это будет уже слишком, я не выдержу такого издевательства. Съездил на выходные к бабушке, блин. Тьфу.

— Я не Чебурашка, — обиженно проговорила она и опустила глаза на сцепленные на коленях ладони, — моё имя Розэ.

Я чуть не заржал. Лев и Роза. Нет, Демон-Праотец и Матерь-Ведьма точно решили похохотать всласть. Я бы тоже поржал, если бы не был главным героем этой трагикомедии. Демон-нянька для сумасшедшей ведьмы. Так повезти могло только мне.