Война - Денис Юрин Страница 22

До начала войны работы у стражников было немного. Крупные караваны появлялись раз в месяц, не чаще, а так за день через мост проходило не более десятка телег, проезжало не более пары десятков всадников да две-три кареты. Дело в том, что этот торговый тракт был всего лишь одной из трех дорог в шеварийскую столицу, а поскольку правители города Гилац брали слишком большую пошлину за проезд, то караваны из Кьеретто и Лукаро предпочитали верлежский и сивикорский торговые тракты. Что же касалось жителей окрестных деревень, то они, как правило, обходили пункт досмотра и попросту переходили Вентелку вброд, если, конечно, не везли на столичный рынок товары.

Жизнь гарнизона текла размеренно, а возможности усомниться в легальности некоторых грузов да придраться к неразборчивым подписям на казенных бумагах делали ее еще и сытой. Однако когда грянула война с Герканией, положение дел в корне изменилось. Два других тракта оказались закрытыми и использовались исключительно для переброски войск. Нетрудно догадаться, что весь торговый поток и странствующий люд устремились к мосту на Вентелке. Теперь стражникам приходилось каждый день трудиться на славу, проверяя по сотне телег и бесчисленное множество путников. Особо придираться и вымогать мзду уже было некогда. Телеги, подводы, кареты, волокуши и прочие движущие конструкции на колесах и без растягивались по дороге на несколько миль. Начиналась вереница у ворот досмотрового пункта, а заканчивалась неизвестно где, наверное, посередине леса. Постоянный шум, гвалт, возня, конское ржание медленно, но верно сводили с ума не только дежурившую смену, но и тех несчастных, кто, заткнув уши подушками, пытался хоть немного поспать в казарме. И солдаты, и сержанты, и единственный офицер, наверное, в шутку числившийся комендантом, заступали на службу с рассвета, а уже к десяти часам утра валились от усталости с ног. Похоже, Злому Року наконец-то надоело истреблять солдат гарнизона поодиночке, и он нашел верный способ покончить с ними всеми сразу…

В тот день было особенно шумно и многолюдно, ведь прибыли сразу три торговых каравана, да и количество карет дворян из южных земель заметно прибавилось. Видимо, до падения пограничных городов оставалось не так уж и долго. Те стражи, кто был свободен от смены и не был занят досмотром, не отсыпались в казарме, а по приказу коменданта, вооружившись луками да арбалетами, поднялись на стены. Офицер был не на шутку встревожен и не исключал, что обезумевшие торговцы могут попытаться прорваться силой. Он уже послал с вестовым письмо, прося своего полковника о подкреплении, но вряд ли подмога пришла бы раньше полудня. Сам же командир кордона храбро возглавлял досмотр, прекрасно отдавая себе отчет, что, если начнется паника, он окажется в числе первых, кого растопчет и сомнет обезумевшая толпа.

Пока что волнение толпы кое-как, но удавалось сдерживать. Перевозчики грузов роптали, обильно осыпали головы шеварийских солдат вместе с их, по их мнению, нерасторопным командиром проклятьями, но ослушаться приказов не решались. Благоразумие брало верх над с трудом обуздываемым желанием поскорее оказаться в столице. Положение дел не изменилось и ближе к полудню, когда к бастиону приблизился странный конвой.

– Господин оберлант, господин оберлант, вы только гляньте, что творят, паскудники! – захлебываясь слюной от возмущения, пробормотал капрал, помахивая одной рукой у себя над головой, привлекая, таким образом, внимание офицера, а другой тыча в сторону поля. – Кого это к нам нелегкая занесла?!

– Делом займись! Подъедут, разберемся! – проворчал в ответ комендант бастиона, на самом деле весьма встревоженный видом приближавшейся к мосту странной процессии. – Эй, на стенах, хватит дрыхнуть, лентяи! Луки готовьте, кажись, неприятности полем бредут! Стрелять лишь по моей команде! Кто ослушается, запорю!

Уже довольно близко, в каких-то шагах ста от ворот бастиона, по давненько не паханному, изобилующему ямами, рытвинами да колдобинами полю медленно ползли две доверху груженные чем-то громоздким и жутко гремящим телеги, покрытые сверху каким-то тряпьем и рваными кусками мешковины, кое-как соединенные между собой веревками. Лошадей было всего три: две кобылы-тяжеловоза, из последних конских силенок тянувшие тяжелые возы по бездорожью, и один престарелый скакун под седлом командира, тоже устало передвигавший ноги. Сразу бросалось в глаза, что это была не часть торгового каравана, отбившаяся в дороге и теперь таким странным образом, по полю, пытавшаяся нагнать своих. Доспехи солдат конвойной службы трудно перепутать с одеждами наемных охранников, да и покрытые с ног до головы давно не чесанной растительностью и дорожной грязью каторжники совсем не напоминали торговый люд или платных возниц. Дюжина освобожденных от цепей пленных дружно налегал на телеги, вытаскивая застрявшие колеса из ям. Работа была не из легких, да и труженики давно сносно не ели, так что парочка-другая оборванцев то и дело валилась в грязь. Стражи, как и полагалось конвоирам, шли рядом, своих рук работой не марая, но и пленных без дела кнутами не хлеща.

Скучавших в очереди возниц и подремывающих на обочине охранников в конвое ничто не смущало, только немного раздражал тот факт, что двигавшиеся по полю телеги проедут вне очереди. Однако другое обстоятельство тут же развеивало обиду – солдаты-досмотрщики не имели права ни обыскивать конвой, ни проверять проездных бумаг, а значит, большой задержки не будет. Солдаты же гарнизона хоть и не прекратили досмотр, но крайне встревожились. Больше всех занервничал комендант, так и не решившийся выйти процессии навстречу, а собиравшийся учинить подробный расспрос командиру конвоя прямо перед воротами, под защитой стоявших рядом солдат и прикрывавших их со стен стрелков. Офицера смущало многое, еще большее настораживало. Комендант нутром чуял беду и, пока конвой полз до ворот, пытался найти ответы на многие подозрительные «почему»…

«Почему они поехали по этой, запруженной телегами дороге, когда могли свободно проехать по любой из пустующих? Почему конвой такой маленький? Почему им командует всего лишь капрал, а где офицер или хотя бы сержант? Почему среди солдат имеются раненые? – вертелись в голове коменданта вопросы, на которые он сам вряд ли бы смог найти ответы. – А где их волки, не в лес ведь убежали? А на телегах что, какой везут груз? Что-то не похоже на припасы, уж больно громыхает…»

Оберлант не хотел рисковать и, была б его воля, не задумываясь, отдал бы приказ расстрелять конвой на подходе, однако одного лишь положения о том, что пленных запрещено перегонять по торговому тракту, было слишком мало, чтобы пойти на такие жесткие меры. Военный трибунал его ни за что бы не оправдал, и одним лишь разжалованием он точно не отделался бы, если бы прислушался к своим страхам и отдал бы подчиненным приказ стрелять.

Время шло, напряжение нарастало, но, к счастью, развязка была близка. Когда телеги «проплыли» в грязи еще шагов тридцать, неуверенно державшийся в седле капрал наконец-то додумался покинуть возглавляемую им процессию и направил коня прямиком к воротам.

– Честь имею, ваш благородь! Конвой из Верлежа, точнее то, что от него осталось, – отрапортовал всадник, почтительно наклонившись в седле, но не удосужившись спешиться. – Следуем в Удбиш, ведем ту заозерную мразь, что на Кенервард напала!