Образцовый самец - Дарья Кузнецова Страница 22

– Нурий, а земля часто трясется?

– Не бойся, – улыбнулся он. – Это не опасно, мы уже давно привыкли.

– Мне бы твое спокойствие, – пробормотала себе под нос и добавила уже громко: – Здесь можно купаться?

Спросила без особого интереса, просто чтобы сменить тему и не разговаривать об опасностях. Не люблю задумываться о катастрофах, на которые не могу повлиять. А лезть в воду я в любом случае не собиралась: слишком горячо для плавания, а никакого желания просто погреться не возникало, тут и так жарковато. К тому же купальника не имелось, да даже если бы и был, слишком рискованно раздеваться рядом с аборигеном. Может, у них это означает согласие на слияние. Не отобьешься же потом и не объяснишь, что это все культурные различия!

– Зачем? – Нурий поднял на меня озадаченный взгляд.

– Для удовольствия. – Нет, я в самом деле уже привыкла к его логике, даже глаз не дернулся.

– Какого удовольствия? – не понял блондин. – Зачем?

– Плавать в открытой воде – приятно, – ответила я. И поняла, что слова «плавать» в местном языке или нет, или оно до сих пор не попадалось, а вместо «купаться» я употребила «мыться». – Ладно, не обращай внимания. Давай есть.

Распространенная проблема лингвистических имплантов: в беглой речи, когда не выстраиваешь заранее предложения, случаются всякие накладки. Лингва напрямую задействует речевые центры, и результат исчерпывающе описывает старинная поговорка «Язык болтает, а голова не знает». Но жаловаться можно только на себя, имплант – это только инструмент, облегчающий жизнь. Которым тоже нужно уметь пользоваться.

Разговор опять оборвался. Не первый раз заметила, что аборигены почти никогда не заговаривают первыми. Только тогда, когда им что-то нужно спросить, а такого понятия, как «дружеская беседа», у них, похоже, нет совсем. И молчание их не тяготит.

Пока я ходила к воде, Нурий разложил круглый серый коврик, выставил на него несколько мисочек с местными деликатесами, округлый сосуд с высоким горлом и пару пиалушек для напитков. Целых два новых для меня предмета быта: во-первых, бутылок или кувшинов нам прежде не приносили, а во-вторых, вся еда была накрыта плоскими широкими крышками. Почему-то без ручек, но Нурия это, кажется, совсем не беспокоило, он ловко управлялся с ними и так.

Из еды я предпочла знакомые блюда, уже проверенные Гараниным и жизненным опытом: если до сих пор мы ими не отравились, то и дальше не должны. А вот выбора напитков не было, только содержимое кувшина. Оно, кстати, оказалось очень приятным, со свежим кисло-сладким вкусом и словно слегка газированное.

– Тебе нравится? – спросил Нурий.

– Да, все очень вкусно, спасибо, – проявила я вежливость.

– А шулик? – Он указал на напиток.

– Да, тоже приятный.

– Я его сам сделал. Я рад, что тебе нравится. – Мужчина расплылся в довольной улыбке и будто невзначай подвинулся ближе.

– Ты молодец, – снова похвалила я и уставилась на блондина с подозрением. – Он что, туманит разум?

– Нет, нет, что ты! – поспешил заверить Нурий. – Бодрит, успокаивает и повышает настроение.

– Скажи мне, как вы вообще тут живете? – вздохнула я, оглядываясь по сторонам. – Скука же смертная.

– Хорошо живем, – последней фразы, сказанной мной на родном языке, блондин, конечно, не понял. – У нас есть все, что нужно. Оставайся и ты со мной, я буду очень рад, – добавил, проникновенно заглядывая в глаза. И такая тоска пополам с надеждой на лице, что захотелось пожалеть, погладить по голове и забрать с собой. – Я обещаю, тебе будет очень хорошо со мной! Слияние – это самое прекрасное, что есть в жизни! Это единственное, ради чего стоит жить. До слияния мы почти не живем, а потом… Ты как будто становишься наконец целым. А счастье обретения потомства вообще ни с чем не сравнить! Неужели тебе не хочется все это испытать?

Говоря это, он подвинулся еще ближе, так что плечо его касалось моего плеча, и я уловила исходящий от мужчины запах. Смутно знакомый, похожий на какие-то земные благовония; сладко-горький, тяжеловатый, но приятный. Ну надо же, у них тут даже одеколоны есть?

– Нурий, ты хороший и красивый, но я пока не готова к такому шагу, – стараясь тщательно соблюдать баланс твердости и ласки, проговорила я. – Уверена, что тебе еще повезет встретить свою вторую половину.

– Но я готов ждать столько, сколько потребуется! – возразил он. – Тебя. Ты изумительная! У тебя такие красивые глаза, ты так чудесно пахнешь… Так сложно быть рядом и не иметь возможности коснуться!

И лицо близко-близко, а губы у него все-таки очень красивые. Интересно, целоваться блондин не умеет совсем? Или хотя бы какие-то теоретические познания есть? Научить его, что ли?..

А запах стал плотнее, гуще. И я поняла, что от него начало слегка ломить виски. Или не от него, или это меня так от шулика развезло, которого я как-то незаметно для себя хлопнула целую пиалу?..

– Сочувствую, – прозвучало резче, чем хотелось. Когда я чуть отодвинулась, взгляд Нурия стал совсем больным и несчастным. А я твердо напомнила себе, что целоваться и уж тем более переходить к чему-то большему из жалости – весьма паршивая идея, и решила сменить тему: – Расскажи лучше что-нибудь интересное. Ты же наверняка много всего любопытного встречаешь во время своих поездок за пределы города. Как там?

Нурий сначала долго не мог понять, чего я от него хочу. И я наконец сформулировала еще одну странность аборигенов, на которую прежде не обращала внимания: они не шутили. Совсем. И понятия «смешная ситуация» у них, похоже, не существовало. Да и улыбались они только совершенно определенным вещам, похоже, связанным с пресловутым слиянием. Блондин сиял лишь тогда, когда я одобряла его знаки внимания.

До чего же несчастные все-таки существа. Понятно, жалеть их глупо, они и не поймут этого, поскольку привыкли так жить. Но с нашей, человеческой точки зрения, все их существование выглядело примитивно и достаточно уныло. Высшее и единственное счастье – найти постоянного партнера для размножения. Никаких удовольствий, никаких других целей, только выжить и понравиться самке. А как же экзистенциальные вопросы и высшие потребности? Творческий поиск, самовыражение, признание? У них даже возвышение в коллективе завязано все на том же слиянии!

В Союзе у тех людей, которые на первый взгляд недалеко ушли по потребностям от здешних аборигенов, куда больше интересов в жизни. Кто-то любит готовить, смотреть фильмы, да хотя бы сплетничать с подружками. А эти…

Что-то я все больше сомневаюсь в их разумности и цивилизованности. Или, по крайней мере, в близости их разума человеческому.

В общем, тему «поделись смешными случаями из практики» я вскоре оставила, сосредоточившись на идее, что Нурий должен рассказать хоть какую-то историю. Ну происходит же у них что-то в жизни! Да хотя бы те же подрывники воруют еду!

Без толку. Он просто начал пересказывать решительно все события дня, начиная с «вышли на рассвете за…» вот за чем, я не поняла, но не особенно-то старалась.