Бераника. Медвежье счастье - Ива Лебедева Страница 22

Лейтенант уехал, а наша жизнь вернулась в привычную колею. Некогда было думать о чьих-то тайнах и проблемах, тут со своими бы разобраться.

Поднимать хозяйство с нуля — это забыть, что такое сон и отдых. Нам очень повезло, что я попала сюда в конце весны: если бы осенью — вряд ли бы мы смогли выжить.

Да и сейчас по-настоящему сделать запасы на зиму не так просто. Картошка, огород, лягушачий пруд, рыба в ручье, куры на яйцах — это хорошо. Но мало.

А для того, чтобы закупить вдоволь крупы, зерна и мяса, тапочки шить недостаточно.

Как только в лесу пошла первая ягода, про нормальный отдых окончательно забыла не только я, но и дети. Мне их было жалко, а куда деваться?! Не справлюсь я одна. Поэтому вставали мы до свету и ложились, когда долгие летние сумерки уже почти сливались в ночную тьму.

Как пригодились мои странные, словно проснувшиеся способности! Нет, я и раньше, будучи на Земле, лес любила и понимала. Но теперь… самые ягодные места, самые безопасные тропинки словно кто-то нарочно стелил прямо под ноги. Только собирай, только работай! И поблагодарить не забудь, лешего ли, лес ли — какая разница?

Я, конечно, старалась в течение дня дать детям отдых — в соответствии с возрастом. А еще — сделать самую нудную и рутинную работу интереснее хоть немного. Так уж случилось, что за долгую жизнь кем я только не была, но дольше всего — сельской учительницей. Ну а что?.. Детей даже в ссылке у края земли учить надо. А я была самая грамотная.

И тетрадки мы из старых обоев шили, и прописи выводили между строк старых газет. Потом полегче стало, но, когда в селе всего двадцать ребятишек, от семи лет до шестнадцати, учительница у них одна на всех. И директор она, и библиотекарь. И литератор, и физик, и химик… Вместе со старшеклассниками сидели вечерами и разбирали учебники, решали задачки, помогали друг другу. Лучшие годы были, несмотря на голод-холод.

А здесь их всего четверо, да разве я не придумаю, как сделать детскую жизнь интереснее и полнее? Чтобы они не возненавидели лес, чтобы узнали его и полюбили, как я, чтобы не потеряли радости знакомства с миром.

Зачем мне в таком случае какой-то приходящий учитель? Да просто все. Бераника получила блестящее образование… для женщины. И девочек я обучить смогу, потому что четко знаю, какие к женскому образованию здесь предъявляются требования. А парни? Мое земное знание физики-химии тут не спасет, я понятия не имею, что именно и как преподают в Славской империи. Какие области этих наук уже открыты, какие нет. Могу только предполагать. Потом, когда по урокам и учебникам сориентируюсь — посмотрим, может, что-то и подскажу.

А пока землянику мы собирали под сказку про горшочек и дудочку, потом наперегонки, потом пели хором все детские песни из мультиков, какие я только могла вспомнить.

— А-а, крокодилы-бегемоты! — выводили хором девчонки, на четвереньках переползая от одного кустика с красными ягодками к другому.

— А-а, обезьяны-кашалоты! — подхватывали мальчишки с другого конца поляны.

— А-а, и зеленый попугай! — орали мы все хором и принимались хохотать.

Иногда мы изображали разведчиков и подкрадывались к ягодам ползком — в восторге были все, от шестилетнего Шона до взрослого, всего из себя солидного Лиса. Иногда устраивали великую битву, разделившись на два войска: одно наступало с левого края поляны, другое с правого, а главное сражение случалось посередине, где надо было наперегонки «завоевать» все до последней ягодки.

В общем, собирать дары природы детям даже нравилось, а вот обрабатывать, перебирать, чистить, мыть и сушить… ну да, муторно и скучно. Но вот если дать задание каждому придумать сказку и рассказать остальным… или, например, устроить викторину по галльскому алфавиту; ну, на худой конец, поиграть в слова и города. Причем слова можно не только из славского языка брать, а из любого, с условием, что ты можешь объяснить, что это слово означает.

А еще рассказать, как когда-то галльский император собрал войско всего запада и пошел войной на восток. Да просчитался, все проиграл, и стали земли запада частью Славской империи, их жители — ее полноправными гражданами.

Ну или про то, как устроена земля, что есть такие науки, как химия и физика, что с помощью законов механики можно делать настоящие чудеса, а простой солнечный свет может оказаться волшебным.

Все четверо страшно удивились, когда я им сказала, что это и есть учеба.

— Ма-а… почему ты раньше не говорила, что учиться так весело?! — высказал претензию Шон.

— Да ничего не весело, — вздохнула Эми, кидая в глиняный горшок очередную горсть очищенной земляники. — Это просто ма… Бера все выдумывает. Я… не знаю… — она явно заколебалась, закусила губу и вдруг задала вопрос: — А нам обязательно… возвращаться?

Я прекрасно поняла, что имела в виду моя… да моя уже, моя дочь. Я с самого начала для себя решила, что эти дети мои, и говорила об этом вслух всем: себе, чиновникам и самим детям. А теперь и они начинают в это верить.

Так вот, я поняла, о чем говорит Эми. В их прежней жизни было много слуг, вещей, «цивилизации», игрушек… и много-много скуки. А еще — несвободы. Отец, да и Бераника, уделяли им времени не больше принятого в других семьях, в основном они были предоставлены себе и гувернанткам. Не всегда, прямо скажем, наделенным педагогическими талантами. Зубрежка и муштра, муштра и зубрежка, а в перерывах сиди и не отсвечивай, потому что «хороший ребенок» — это такой, которого не видно и не слышно.

Ну а сейчас… Про нормы этикета мы и здесь не забывали, но разве сравнить? И уж чего-чего, а скучать было точно некогда.

— Лето кончится быстро, — вздохнула я, на глазок прикидывая, достаточно ли ягоды в горшке и можно ли уже давить и заливать. — Это сейчас здесь относительно тепло, и есть еда, и можно гулять и купаться. Ты вспомни, что было, когда мы только приехали.

Вспомнили все, в том числе и я — памятью прежней Бераники. Содрогнулись тоже дружно. Но что-то теплое в душе осталось — скромность скромностью, но я же прекрасно понимаю: это моя заслуга, если детям тут стало так хорошо, что они даже перестали мечтать о возвращении.

— Лис, завтра за дровами. Помнишь, левее ложка сухостой? Весь надо свалить, распилить, привезти и порубить. Я узнавала, это наша земля и прореживать лес мы имеем право. Угля же не напасемся.

Лисандр только вздохнул. Он уже давно не пытался отлынивать, особенно когда я наглядно — на его старом камзольчике — продемонстрировала, насколько рубка дров каждый день в течение месяца изменила его фигуру. В плечах одежка уже трещала так, что и натягивать было страшно. Но и поленница под камышовой крышей росла не по дням, а по часам.

Лис ошалел и возгордился собой — любому мальчишке доказательство его взросления и силы по нраву. А я вздохнула — новую-то одежду на этого юного Шварценеггера мне из чего-то шить… а осеннюю-зимнюю обувь?! Это вам не тряпочные тапочки. Это посложнее.