Корона мечей - Роберт Джордан Страница 22

– Чтобы я больше не слышал об этом, – внезапно охрипшим голосом сказал он. Лудильщик открыл было рот, но Перрин не дал ему заговорить: – Ни слова, Айрам, слышишь? Ни единого слова!

– Как прикажешь, милорд Перрин, – пробормотал Айрам, склонив голову.

Хотелось бы Перрину видеть его лицо. Он не ощущал в запахе Айрама ни гнева, ни возмущения. И это было хуже всего – то, что запах гнева отсутствовал даже тогда, когда Айрам говорил об убийстве.

Двое двуреченцев вскарабкались на стоящую рядом повозку, поглядывая в сторону севера. У каждого на правом бедре висел ощетинившийся стрелами колчан, а на левом – прочный нож с длинным лезвием, почти короткий меч. Из дома за Перрином последовали больше трехсот мужчин. Поначалу он ругался, когда его называли лордом Перрином. Ругался, ругался... до тех пор, пока в один прекрасный день не понял, что ничего ему с этим не поделать.

Несмотря на обычный для такого большого лагеря шум, он без труда мог слышать их разговор.

Тод ал’Каар, долговязый, худощавый парень чуть моложе Перрина, глубоко вздохнул, будто впервые увидел то, что скрывали холмы там, куда он смотрел. Мать Тода ничуть не возражала против его участия в походе. Она даже считала для своего сына великой честью воевать вместе с Перрином Златооким.

– Славная победа, – в конце концов произнес Тод. – Ведь мы же победили, Джондин, так я понимаю?

Седеющий Джондин Барран, узловатый, точно дубовый корень, был одним из немногих пожилых мужчин среди этих трех сотен. Лучший стрелок в Двуречье – если не считать мастера ал’Тора – и непревзойденный охотник, он был одним из самых беспокойных жителей Двуречья, из тех, кому не сидится на месте. Когда Джондин повзрослел и отец не мог больше удерживать его на ферме, он занялся любимым делом. Лес и охота – только это его и интересовало. Ну, и еще добрая выпивка в праздник. Джондин весьма выразительно сплюнул в ответ:

– Если ты так считаешь, парень. Эти проклятые Аша’маны уж точно победили. И прекрасно, говорю я. Вот только... Катились бы они теперь отсюда подальше со своей победой и праздновали бы ее там.

– Они вовсе не так уж плохи, – возразил Тод. – Я и сам не отказался бы стать одним из них. – Вряд ли он на самом деле так думал, скорее просто напускал на себя бравый вид. И пахло от него в этот момент притворством и страхом. Даже не глядя, Перрин был уверен, что Тод взволнованно облизнул губы. Наверняка мать Тода запугивала его в детстве рассказами о мужчинах, способных направлять Силу. – Я хочу сказать, что Ранд... то есть Лорд Дракон... это все еще звучит как-то непривычно, правда? Ранд ал’Тор – и вдруг Дракон Возрожденный, чудно, да? – Тод засмеялся коротким, нервным смехом. – Ну, он тоже может направлять, но это же ничего не значит... Он не... Я хочу сказать... – Тод громко сглотнул. – Кроме того, как бы мы справились со всеми этими Айз Седай без Аша’манов? – Теперь он уже почти шептал. И запах страха стал гораздо сильнее. – Джондин, что мы будем с ними делать? Я имею в виду, с пленными Айз Седай?

Его немолодой товарищ снова сплюнул, еще более смачно, чем прежде. Уж он-то явно не собирался понижать голос. Джондин всегда говорил то, что думал, неважно, кто мог его услышать, и это тоже способствовало его дурной славе.

– Для нас было бы лучше, парень, если бы все они погибли вчера. Мы еще поплатимся за то, что они уцелели, попомни мои слова. Очень крупно поплатимся.

Перрину не хотелось больше ничего слушать – нелегкая задача с его слухом. Сначала Айрам, а вот теперь Джондин и Тод, пусть и не так прямо. Чтоб ты сгорел, Джондин! Этот человек слыл отъявленным лодырем, по сравнению с ним даже Мэт выглядел просто тружеником, и все равно то, о чем он говорил вслух, остальные только думали. Нет, двуреченцы вряд ли решатся причинить вред женщинам, но интересно, кто еще был бы совсем не против, чтобы пленные Айз Седай умерли? И кто мог попытаться осуществить это свое желание?

Он с тревогой огляделся. Мысль о том, что ему, возможно, придется встать на защиту пленных Айз Седай, не доставляла никакого удовольствия, но Перрин не стал закрывать глаза на то, что это вполне возможно. Айз Седай вызывали у него очень мало теплых чувств, и еще меньше – те, которые находились здесь, но он вырос в убеждении – хотя оно, может быть, никогда не облекалось в слова, – что мужчина должен пойти на любой риск, чтобы защитить женщину, если, конечно, она позволит ему это. Не имело значения, любил он ее или нет, или даже знаком ли он с ней. Правда, любая Айз Седай, если пожелает, сама способна какого угодно мужчину завязать узлом так, что он не скоро придет в себя, но, отрезанные от Единой Силы, они стали такими же, как все. Стоило ему взглянуть на них, и его начинала одолевать внутренняя борьба. Две дюжины Айз Седай. Две дюжины женщин, понятия не имеющих, как защитить себя без помощи Силы.

Перрин внимательно вгляделся в лица Аша’манов из охраны, замкнутые и суровые, точно маска смерти. Это не относилось только к тем трем, которые охраняли усмиренных женщин. Они тоже пытались напускать на себя мрачный вид, но на самом деле испытывали совсем другие чувства. Удовлетворение, может быть? Если бы только он был поближе, чтобы уловить их запах! Любая Айз Седай представляла собой угрозу для Аша’манов. Хотя, возможно, верно и обратное. Может, Аша’маны способны даже усмирять их. Из того немногого, что знал Перрин, следовало, что усмирение Айз Седай равнозначно убийству, просто растянутому на несколько лет.

Как бы то ни было, с большой неохотой напомнил он себе, Аша’манами пусть занимается сам Ранд. Те разговаривали только друг с другом и с пленниками, не обращая внимания на остальных, и Перрин очень сомневался, что они прислушаются к словам кого бы то ни было, кроме Ранда. Вопрос – что прикажет им Ранд? И как поступить Перрину, если ему не понравится приказание Ранда?

На время отложив эту проблему, он снова поскреб пальцем бородку. Кайриэнцы слишком нервничали от одного присутствия Айз Седай, чтобы им пришло в голову расправиться с ними, и майенцы тоже относились к ним с почтением, во всяком случае внешне. И все же он считал, что не мешало бы приглядывать и за теми, и за другими. Кому могло прийти в голову, что Джондин способен на такие высказывания? Многие кайриэнцы и майенцы относились к Перрину с заметным почтением, хотя это чувство не казалось ему прочным. Стоило им немного пошевелить мозгами, и он запросто утратил бы его. В конце концов, он всего лишь простой кузнец. Оставались айильцы. Перрин вздохнул. Он понятия не имел, обладал ли хоть каким-то влиянием на айильцев даже Ранд.

Было трудно различать запахи отдельных людей, когда их столько толпилось вокруг, но с каждым днем чутье Перрина все обострялось. Теперь запахи говорили ему не меньше, чем то, что он видел собственными глазами. Сисвай’аман – они подошли достаточно близко – пахли сдержанным спокойствием, но держались настороже, от них исходил ровный, сильный запах. Они вряд ли вообще замечали присутствие Айз Седай. У Дев запах был резкий, с плохо сдерживаемой яростью, и он усиливался, когда они смотрели на пленниц. А Хранительницы Мудрости...

Все Хранительницы Мудрости, пришедшие сюда из Кайриэна, умели направлять, хотя ни у кого из них не было безвозрастных лиц, как у Айз Седай. Наверно, потому что они не слишком часто использовали Единую Силу. С гладкой кожей на щеках, вроде Эдарры, и уже заметно покрытые морщинами, как седоволосая Сорилея, все они держались со спокойствием и хладнокровием, не уступая в этом отношении Айз Седай. Симпатичные женщины и, как правило, высокие – почти все айильцы были такими, – они, казалось, не обращали никакого внимания на сестер.