Охотник и Красная Шапочка  - Эрика Адамс Страница 21

Я замираю на месте от испуга, ошарашено смотрю на Манфреда, пытаясь понять, слышал ли он то же самое или мне почудилось.

– В-в-волки?.. В г-г-городе? – спрашивает он.

О да, спектакль уже перестал быть смешным. Из переулка напротив площади раздаются вопли ужаса. Из него выбегают быстрее ветра несколько людей. Рты распахнуты, глаза вытаращены. А следом за ними несётся огромный, поджарый волк. Зверь выскакивает на открытое пространство и рычит, обводя всех собравшихся жёлтыми глазами, сверкающими в вечерних сумерках. Он огромен – его размеры раза в три превышают размеры обыкновенных волков. Когтистые лапы скребут каменные булыжники площади. Шерсть на загривке щетинится.

– Р-р-р-р-р-р-р…

Жутко так, что поджилки от страха трясутся, но тем не менее я поневоле любуюсь мощью и животной грацией хищника. Он весь наполнен ею: от кончиков ушей, стоящих торчком, до мощных лап, упирающихся в камни. Волк пригибает морду книзу и утробно рычит, втягивая носом воздух. Кажется, что ещё мгновение, и он бросится на тех, кто стоит перед ним. Но вдруг он разворачивается и огромными скачками уносится прочь. Мне остаётся только потрясенно смотреть, как блестит его шерсть в лучах нарастающей луны.

Запоздало раздаются потрясённые охи и крики. Скопление людей только сейчас колышется, словно бурная река. На Вильгельма Второго жалко смотреть. Он побледнел даже больше обыкновенного и его лицо сливается с белой накрахмаленной рубахой.

– Возвращаемся в Аугсбург! Немедленно!

Похоже, Вильгельм Второй запамятовал, что изображает моего случайного знакомого, а не любовника. Он вцепился в мой локоть своими пальцами, чуть посиневшими от холода, и начал тянуть меня прочь.

– Ну уж нет!

Я вырываю локоть из захвата его ледяных пальцев, недовольно морщась. Мне страшно до чёртиков, так же как и всем остальным, но одного страха мало, чтобы заставить меня свернуть с намеченного пути.

– Будьте так любезны не докучать мне этим вопросом, дорогой Вильгельм!

– Аманда, звезда моя!.. Умоляю…

– Тысячу раз нет! Зверя уже нет на улицах. А если бы даже и был, в Вольфахе есть Охотник, которому по силам справиться с ним.

– И где он? – приходит в себя Манфред.

Увы, но я сама не знаю, куда подевался Рикардо в самый ответственный момент. Я хватаю за локоть спешащую мимо нас женщину, спрашивая о нём.

– Кажется, сказал, что празднуют без повода только идиоты, и отправился к себе…

Женщина отмахивается от нас и торопится прочь. От весёлого настроения у толпы не осталось ничего: лица хмуры и озабочены. Лихо расправленные плечи жителей вновь опускаются вниз, спины сутулятся. Волк появился всего на несколько мгновений, но пошатнул уверенность в их силах. Все толкутся и торопятся как можно скорее покинуть площадь… А следом раздаётся ещё один горестный вопль, подхватываемый и передающийся от одного к другому: старый Якоб Петерсен, отец нынешнего бургомистра, найден растерзанным в своей кровати.

Новость вводит толпу в кратковременный ступор, но потом кто-то подаёт возмущённый возглас:

– И долго мы будем это терпеть?

– Да-да, – слышатся несмелые голоса.

– Зверь является к нам, как к себе домой, – трубит мясник, поглаживая рукоять огромного ножа, – пора бы показать ему, кто здесь главный!..

– Уже второе убийство за последнее время…

– Так он скоро доберётся и до наших малышей! – испуганно вскрикивает женщина, прижимая к себе дочку. А та, услышав слова матери, заходится громки рёвом.

– Надо покончить с ним!

– Да!

– Мы покажем этой твари!

–Да!

– Убьём его прямо сейчас!

– Да! – раздаётся восторженный рёв толпы.

– Подождите!.. Но Охотник… Это же его дело! – но меня никто не слушает.

Только добряк дядюшка Густав отирает рукой усы от выпивки и усмехается:

– Охотник не охотится давным-давно. Он съехал с катушек после гибели жены… и палит сейчас разве что по людям. Почему не приструнили его ещё!

– Ошибаешься. Он вполне адекватный. Кажется…

– Хо-хо, и почему же его так редко видно в Вольфахе? Он появляется, только когда у него возникает нужда пополнить запасы выпивки и наведывается разве что к шлюхам. Его видят на улицах города несколько дней подряд, но потом он вновь запирается в своей избушке, не желая никого видеть!..

Честно говоря, доля правды в словах дядюшки Густава есть, но несмотря на всю свою чудаковатость Охотник кажется мне единственным, способным справиться со зверем. Но разве слушает вольный люд Вольфаха голос разума? Нет, нет, нет и ещё раз нет!

Может, поодиночке они и опасались совать свой нос в лес, но сейчас они собираются идти на волка едва ли не всем городом. Они вооружаются кто чем может. В ход идут ружья, тесаки для рубки мяса, кочерги, вилы и лопаты… Весь городской сброд выстраивается длинной цепочкой. В руках тех, у кого не нашлось подходящего оружия, металлические кастрюли, по которым они долбят что есть мочи, создавая невообразимый шум.

– Зачем это? – пытаюсь перекричать я поднявшийся гвалт.

– Таким способом они хотят напугать волка. Они растянутся цепочкой так, что ему не удастся ускользнуть!

Верится с трудом. Но горожане, охваченные экстазом энтузиазма, уверены в собственных силах. И, подкрепив собственную уверенность самогоном, покидают город, двигаясь в сторону леса.