Страшные истории для девочек Уайльд - Эллис Нир Страница 21

Старая машина Джеймса – изначально выкрашенная в гоночный ярко-красный цвет, самый быстрый на свете, – называлась «Пепито», а на капоте у нее красовалась аэрография усов. Джеймс вез Изолу к морю. Две доски для серфинга опасно балансировали на крыше, ветер залетал в салон сквозь щель в неплотно закрывающейся пассажирской двери, а из колонок неслась музыка любимой группы Изолы – «Смите». Джеймс всегда ставил их диск, когда ездил с Изолой.

Изола направила на себя зеркало заднего вида. Как она и предполагала, старший брат сидел сзади, сложив руки на груди поверх безупречно выглаженного костюма, и смотрел в окно на серпантин скал. Алехандро обычно увязывался за Изолой в поездки, но никогда не задерживался в пунктах назначения: он совершенно не доверял автомобилям, всю земную жизнь проездив в запряженных лошадьми каретах. Изола улыбнулась и уже не впервые пожалела, что Джеймс не может с ним познакомиться.

Джеймс нахмурился и поправил зеркало, но позволил Изоле закинуть ноги на приборную панель; она с наслаждением почесала пальцы о бардачок и улыбнулась другу, вспоминая, каким похожим на себя сегодняшнего он выглядел при первой встрече. Даже тогда, в нежном пятилетием возрасте, у него было сморщенное, постоянно недовольное лицо, а вокруг распространялся сладкий запах печенья. Каждый день Джеймс крепко сжимал в руках новую игрушку из «Звездных войн».

Они встретились на детской площадке в саду, под не самым внимательным надзором скучающей двадцатилетней воспитательницы, читающей желтую прессу и постоянно закатывающей глаза в ответ на детские вопросы, Изола залезла на самое высокое дерево, неверно рассчитала прочность ветки на верхушке и свалилась на землю. Она смутно помнила, как терла глаза, пытаясь прогнать головокружение, а мир вокруг расплывался. Потом она услышала скрежет шестеренок под землей и тихий болезненный шепот сломанной ветки.

А над ней нависал Джеймс (тогда – маленький Джейми), стискивая руку Изолы в потной ладошке. Карие глаза встревоженно оглядывали пострадавшую. Изола медленно моргнула, силясь сфокусировать взгляд на дереве над головой, и почувствовала, как по щекам бегут невольные слезы. Вечные хмурые морщинки на лице Джеймса слегка разгладились – не совсем, но большего Изола от него так и не дождалась до сих пор.

Не прошло и недели, как Изола заразила Джеймса ветрянкой, а Джеймс позволил ей подержать одну из его игрушек; они вместе болели, и делились бутербродами, и были неразлучны.

Но сейчас…

После того, как Изола убежала из дома Джеймса, они не разговаривали несколько недель. Джеймс был не из тех, кто станет за кем-то гоняться, а Изола постоянно забывала, что нужно на кого-то злиться. Машина выглядела чище обычного – возможно, он наконец ее помыл, найдя на пыльном окне написанное пальцем извинение. Изола знала этот мотив, мелодию их отношений – притворись, что ничего не было, общайся как ни в чем не бывало.

Для купания на пляже Кровавой Жемчужины было слишком холодно, но темноволосые серферы – искатели приключений в похожих на тюленьи шкуры костюмах – покачивались на зеленовато-серых волнах. Алехандро выпорхнул из машины и попрощался с Изолой на иностранном языке, пока Джеймс натирал воском доски.

Пена клубилась, словно сливки на холодном кофе. Волны накатывали на песчаный берег, засасывая редких пловцов в открытое море. Спасатели то и дело вбегали в воду. Песок впивался в подошвы обломками ракушек и рыбьими косточками. На северной оконечности пляжа громоздились кучи водорослей, среди которых гнили икринки и морские звезды.

Большую часть прошлого лета Изола, Лоза и Джеймс провели здесь, поедая пропитанную лимонным соком рыбу с картошкой и наблюдая, как вечерние грозы прокатываются над верхушками яхтенных мачт. Волосы Изолы стали жесткими от соли, и она месяцами не могла их расчесать. Лоза наступила на коралл, раскроила ногу и несколько недель ковыляла на костылях. В компании местных наркоманов и выпускников философского факультета они сидели вокруг горящего синим пламенем костра, спорили о конспирологических теориях про высадку на Луну и обсуждали, почему на самом деле не стоит основывать бойцовский клуб. Иногда все вместе наблюдали за дельфинами или устраивали соревнования по серфингу, а Лозу дважды ужалила медуза.

Едва закончившееся лето этого года по сравнению с прошлым казалось гнетущим. На рифе колыхались ядовитые красные водоросли, несколько дельфинов выбросились на берег. Лоза часами занималась с репетиторами, поскольку ее родители твердо вознамерились повысить успеваемость дочери, а Джеймс держался отстраненно. Изола не знала, в чем именно провинилась перед ним, пока однажды Джеймс не попытался поцеловать ее, а она отшатнулась и поняла, что невзаимные чувства начинают перерастать в ненависть, – вот она, дьявольская алхимия! И теперь вместо легких воспоминаний о приятных деньках прошлое лето превратилось в особенное благословенное время, в которое можно вернуться мыслями, спасаясь от страха.

Джеймс был отличным серфингистом. На его доске красовался изогнутый плавник, а на носу выделялись царапины, которые, по утверждению Джеймса, остались после смертельной схватки с акулами. Изола же подозревала, что друг просто налетел на скалы и не хочет этого признавать.

Сама она не могла похвастаться достижениями. В основном она барахталась на мелководье, лежа животом на старой доске Джеймса и дожидаясь, пока волны не прибьют ее к берегу. Без костюма для серфинга бледная кожа Изолы становилась восковой, а кожа на пальцах шла морщинами.

Но все равно пляж был ее самым любимым местом.

Она забросила доску на берег, вошла в воду и просто легла на спину с закрытыми глазами, постепенно превращаясь сначала в ледяную скульптуру, а затем – в айсберг. Соленая вода затекла в уши, погрузив мозг в незнакомый раствор, и, напрягая слух, Изола услышала, как кричат и молотят по воде выжившие пассажиры «Титаника». Эта паника навсегда впиталась в морскую пену, словно отпечаток ископаемого листа на камне.

Изола скучала по воде. Алехандро запер окно ее спальни, чтобы мертвая девочка больше не приходила, и теперь Изола тосковала по запаху приближающегося дождя и влажных опавших листьев, липнувших, словно жвачка, к стенам дома.

Мертвая девочка больше не появлялась, но окно оставалось закрытым.

Изола прикрыла глаза, но тут ее подбросило вверх внезапной волной. Кашляя, она вынырнула. Глаза горели от соленой воды. Песни китов резонировали в голове и налипали на кончики волос статическим электричеством. Изола подумала о гигантских кальмарах, которых никто не видел живыми, и о русалках, которых никто не видел мертвыми. Подумала о Кристобелль, воплощении шторма. Когда-то Изола встретила ее на этом самом пляже.

* * *

Изоле шесть лет. Отец отряхивает песчинки с корешка детективного романа. Мама стоит по колено в бирюзовой воде и бережно окунает Изолу в океан.

Изола помнила соль, мерцавшую в золотистых волосках на маминых руках, и полоски от бикини у нее на плечах. Помнила голову, которая поднялась из глубин, когда Уайльды обследовали лагуны в скалах во время отлива. Клубок ярко-красных водорослей. Изола наклонилась ближе – нет, не водорослей, а волос. Единственный глаз не отрываясь смотрел на нее из-под спутанных прядей.