Марго – светлый вампир - Олег Палёк Страница 21

Сегодня она быстро выполнила норму, спряталась углу и задремала. Как обычно бывает при чуткой дремоте, сны мешались с реальностью. Та, красивая, сильная женщина, которая приходила к ней во снах, как будто жалела ее, куда-то звала, потом сильно встряхнула.

– Эй, Чуча, ты чо, сегодня не убиралась? – Это была Кобла.

– Да нет, я все убрала, Таня, – стряхивая сон, ответила Маргарита.

– Для тебя я Кобла! Поняла? – Кобла ударила нарушительницу по голове. Не сильно, чтобы синяков не оставить, но больно. От удара Маргарита слегка "поплыла". – Еще туалет уберешь!

– Я его уже убирала.

– Уберешь еще раз! Собралась от нас уйти? Посмотрим, как у тебя это получится. Мы этим немцам покажем сорок пятый год. Пошли.

Эти слова, относились, конечно, не к ней, а Маринке. Кобла взяла под руку свою "дочку" и пошла в "сушилку". В этой комнате собирались старшие девочки, чтобы обсудить дела, съесть продукты, которые удалось достать, выпить, покурить. Иногда туда ходили мальчики.

Маргарита выжала тряпку, сделанную из старого одеяла, и отложила в сторону. Вымыла руки прямо в ведре с грязной водой. Подошла к батарее отопления, вытащила спрятанный хлеб и сунула в рот. Есть хотелось всегда. От плохой детдомовской еды мутило. Только когда случались проверки из РОНО, на столе ненадолго появлялось масло, мясо, овощи – то, чем снабжался детдом, но всегда уходило в карманы ненасытного руководства.

У входа в блок послышался детский гомон – девушки возвращались с уборки территории.

– Слышь, Марга, хлеб есть?

Блашка тут как тут, всегда ищет выгоду. Наверняка видела разборки Коблы, но сделала вид, что ничего не произошло. Интересно, будет ли она с ней дружить, когда Татьяна полностью опустит ее подругу?

– Съела, – ответила Маргарита. – Но ты пошукай по батареям, может, осталось.

– Да ладно, – махнула она рукой, – скоро ужин. Пойдем, поиграем!

– Не могу, Кобла меня тут припахала на полы.

– Чего она к тебе привязалась? Ничего, скоро немцы заберут, будет у тебя мама и папа.

– Они у меня и так есть.

– Да? На кладбище? Это не считается. У меня тоже есть и даже живые – и что?

Мать Блашки лишена родительских прав из-за алкоголизма, отца не помнила – мать залетела по пьяне.

– Ты их сразу называй "папа" и "мама", они растают, платьев-сапожек надарят. А ты стащи у них побольше и обратно к нам. Погуляем!

В этом вся Блашка, с раннего детства более приспособленная к казарменной жизни.

– Ладно, – сказала Маргарита, – пойдем, покормим Капрала.

Пес увидел их издалека, бросился навстречу. Пока он ел кости, что ему принесли подруги, Маргарита попыталась хоть немного его причесать. Шерсть у собаки росла длинная, постоянно цепляла мусор и грязь вокруг.

"Надо линять, – вдруг появилась отчетливая мысль в голове Маргариты, – еще немного, и я сойду здесь с ума".

– Я не поняла, в натуре, – раздался вдруг голос. Маргарита подняла голову – к ней подошла Кобла. Рядом с ней стояла ее компания – Светка, Наташка, еще пара девушек из "авторитета". Блашка мгновенно исчезла, чтобы не иметь неприятностей. – Ты туалет вычистила или нет?

– Я его уже чистила, – твердо ответила Маргарита. Она поняла, что дальше отступать ей некуда.

– Ах, так! – крикнула Кобла. – Пошли на разборки.

– Сейчас же ужин.

– Там и поужинаем.

Танька схватила за руку Маргариту и под улюлюканье банды потащила в сушилку блока.

В помещении было как всегда жарко. Обычно тут сушилась одежда детдомовцев, но сейчас в этом нет необходимости – редко кто выходил на улицу. Однако батареи, как всегда, работали на полную мощность. За грудами валенок, пальто, варежек и другой зимней одежды находился стол. На нем стояла початая бутылка водки, хлеб, копченая колбаса, соленые огурцы, конфеты, соки. Сами девчонки водку пили неохотно, но держали ее для забегавших пацанов. За столом из груды старых матрасов и одеял сделано ложе для любовных утех.

– Значит, собралась на волю? – спросила Кобла, постукивая палкой по ладони. – Ну что ж, устроим проводы. Ешь, пей вволю. – Она подтолкнула Маргариту к столу.

– Я не хочу, – ответила та.

– Да ну?! Только что собиралась в столовку?

– Я ворованное есть не буду.

– Да?! Брезгуешь?! Лучше сухари по батареям жрать, да? Хочешь на больничку откосить?

Маргарита молчала. Ее тошнило от запаха хорошей еды, перегара и пота, а еще больше – от Коблы, ее подруг, детдома, ужасной жизни. Всего полгода назад она жила в раю, не зная, что ад – рядом.

Татьяна не спешила. Развлечений в детдоме немного, опустить еще одну воспитанницу – удовольствие, развлечение и урок остальным: в детдоме ты или вверху, или внизу. А еще она люто ненавидела тех, кто пытался выйти на свободу, в нормальную семью. Наверное, потому что у нее никогда нормальной семьи не было и не будет. Даже если она когда-нибудь выйдет замуж и родит детей, не сможет их любить. Потому что не умеет. И ее дети, если они будут, снова окажутся в детдоме.

– Ну, так мы тебя накормим все равно, – продолжила она. – Девки, тащите наш фирменный паштет. Значит, туалет убрала? А мы там нашли вот это. – Она взяла из рук одной из девчонок литровую банку и открыла ее.

Маргарита почувствовала запах дерьма и отвернулась.

– А что отворачиваешься? – крикнула Кобла. – Нашим угощением брезгуешь, значит будешь есть гавно! Потому что та сама – гавно! Чмо, чума и Чуча! – Она взяла нож, намазала "паштет" на хлеб и подала Маргарите. – Ешь, сука!

Маргарита оттолкнула ее руку так, что "бутерброд" упал на пол.

– Ах так! – закричала Кобла. – Тогда мы тебя опустим! Сначала я порву тебе целку, – она демонстративно ткнула ее палкой, – потом парни по кругу пустят! И такой отдадим немцам – пусть любуются. Девки, дверь закройте и включите музыку. Сейчас повеселимся!

Кобла схватила за блузку Маргариты и рванула ее. Пуговицы полетели в разные стороны, обнажив грудь. Она почувствовала, что кто-то сзади снимает с нее юбку… Время как будто остановилось. Вихрь мыслей, а точнее – видений пронеслись в ее голове. "Надо что-то делать", – кричал кто-то, наверное, она сама. "Дерись, победи или умри!" – это та женщина из снов. А еще к ним добавился какой-то неизвестный голос, который она слышала только один раз – тогда, когда убили ее родителей. Голос заставил вернуться ее домой, увидеть ту злую хищницу, что убила ее мама и папу. И сейчас этот голос говорил ей, что у нее есть выбор. Она может подчиниться. Все пройдет, даже эта обида. Потом она повзрослеет, выйдет из детдома и будет жить, как все. А может, ее удочерят те немцы. А если она не подчиниться, что тогда? Голос не давал ответа. Наверное, будет что-то очень, очень плохое… С каждым мгновением, с каждым прикосновением грязных чужих пальцев к ее телу в ней нарастал протест, злая, жестокая обида. А еще – чувство, что скоро она перестанет быть чистой, как бы не закончился этот вечер. Ее ставят в ситуацию, из которой нельзя выйти, не запачкавшись. "Что же, – холодно подумала девушка, – я запачкаюсь. Но не тем, чем хотят мои мучители".