Брошенное королевство - Феликс В. Крес Страница 21

Целую неделю Таменат, со всеми удобствами живший в доме человека, о котором он говорил Ридарете, мог вволю осматривать город и слушать сплетни в корчмах. Досточтимый Оген был купцом; просивший о приюте Таменат едва не столкнулся с ним в дверях, поскольку хозяин как раз собирался куда-то по важным делам. Он узнал старого мудреца Шерни и даже обрадовался ему, но делами пренебречь не мог — и вскоре выяснилось, что это означает. Дом постоянно оставался отданным на милость двоих обленившихся слуг. Оген вскакивал рано утром и тут же убегал, в полдень возвращался на обед, который приносили ему из ближайшей корчмы, немного дремал и снова где-то исчезал, возвращаясь только ночью. Он был богат, имел в своем распоряжении хороших счетоводов, интендантов, помощников — и испытывал потребность действовать, какой не постыдился бы и князь-представитель (в Лонде уже несколько дней не говорили ни о чем другом, кроме как о необычной активности нового властителя провинции и переменах, которые эта активность предвещала; перемены же, как это им свойственно, могли быть только к худшему). Оген считал, что без него все рухнет.

Таменат тоже ощущал потребность действовать, но пока что ему приходилось ее укрощать. Ему, правда, удалось пару раз поговорить с хозяином, но он переусердствовал, ходя вокруг да около, и так ничего и не узнал. Ему следовало признать, что болезненная осторожность не окупается, но сделать этого он не мог, поскольку был математиком и, как большинство математиков, считал, что никогда не ошибается. Так что, ища причины своих неудач, он начал косо поглядывать на Ридарету. Он достаточно долго провел на Агарах, чтобы заразиться некоторыми моряцкими предрассудками. Эта девушка явно приносила несчастье.

Красочная жизнь купца Огена не слишком ее заинтересовала. Будучи в молодости бродягой-авантюристом, он чисто случайно столкнулся с Готахом-посланником, самым знаменитым из ныне живущих историков Шерни. В течение нескольких лет — по меркам Шерера, ибо в Безымянном краю, где обычно пребывал Готах, время текло иначе — в путешествиях он служил мудрецу Шерни носильщиком и телохранителем, пережив во время этой службы немало приключений. Он действительно много узнал о Шерни — и это были не какие-то туманные мечты, но реальные знания. Однако приключения ему в конце концов наскучили, он расстался с посланником и осел в Лонде, где вел богатую и спокойную жизнь купца (если можно было назвать покоем неустанную муравьиную беготню). С Таменатом он встречался много лет назад и лишь однажды, но хорошо его узнал, поскольку однорукий мудрец-посланник был другом его господина и довольно долго жил под его крышей. Побывавший во многих передрягах, владеющий тремя языками носильщик, пьяница, забияка и купец умел смотреть и думать и потому имел понятие о многом. Ничего удивительного, что Таменат не сумел склонить его к разговору, ибо вообразил себя королем всех интриганов и хотел сделать так, чтобы Оген сам начал говорить на интересующие его темы. К сожалению, не известно, добился бы он в конце концов своего или нет (если, само собой, вежливый хозяин раньше не дал бы ему понять, что пропитание и ночлег путникам должны обеспечивать постоялые дворы), если бы не капризная агарская княжна. Она отчаянно скучала — и разгневанному Таменату однажды не осталось ничего другого, кроме как включиться в середину приятной беседы, которую она завела с бывшим носильщиком Готаха.

Был поздний вечер, когда старый ученый, выйдя из своей комнаты, услышал голоса в соседней, отданной в распоряжение Ридареты. Дверь осталась приоткрытой, и Таменат остолбенел, заглянув внутрь. Восхищенный хозяин — крепко сложенный старый холостяк — сидел на постели прекрасной Риди, глядя на толстые косы, которые она заплетала перед сном. Девушка, одетая в короткую ночную рубашку, устроилась перед маленьким зеркальцем, единственным, имевшимся в доме одинокого мужчины. Они разговаривали по-гаррийски; хозяин, к счастью (а может, скорее к сожалению) хорошо знал этот язык — единственный, которым пользовалась питавшая отвращение к любым познаниям агарская наследница трона.

— Я не посланник, госпожа, так что мне трудно, само собой, подтвердить наблюдения его благородия Тамената. Но если даже они и верны, само собой, в чем, собственно, не следует сомневаться, то здесь, само собой, никто не имеет о том понятия.

— Имперский трибунал ничего не знает обо всех этих… странных вещах?

— Не знаю, госпожа. Может, и знает, само собой… Я хочу лишь сказать, что в городе никто об этом не говорит, а такие дела ведь лакомый кусок для всяческих сплетников. Мало того, что это Громбелард, так еще и портовый город. — Оген многозначительно улыбнулся. — Отличная среда для расцвета всевозможных баек. Достаточно, чтобы в порт зашел корабль, которого тут еще не видели, и сразу же, само собой, в тавернах начинают рассказывать невероятные истории. Что якобы этот корабль невольничий, или пират, бежавший от шторма… Но о том, что распадается Шернь? Ни слова не слышал.

Никто из них не замечал возмущенного мудреца, заполнявшего своей фигурой весь дверной проем. Пламя полутора десятка свечей, горевших в большом канделябре на столе, отбрасывали мягкие отблески на голые колени заплетающей косы красотки. Удивительно, что смотревший на эти колени хозяин вообще соображал, о чем говорит.

Но как-то все же соображал.

— Ну, само собой… — задумчиво добавил он, — какое-то время назад ходили разные сказки о Лентах Алера и Полосах Шерни, лежащих в Тяжелых горах… Но только потому, что сама ее высочество княгиня-представительница была героиней этих историй. Говорю тебе, в корчмах слышали сказки, ваше благородие, ибо так вышло, что я сам был свидетелем и даже участником тех событий, само собой, так что знаю, как все было на самом деле… Я тогда еще служил моему посланнику, и именно после этого как раз ушел со службы. Я знаю, как все было на самом деле, — повторил он.

— Я слышала эту историю от Тамената, а он от Готаха, когда они встретились в Дартане… кажется, года два назад. Может, три. Но ты говоришь, о том были разговоры?

— И немало. А знаешь ли ты, госпожа, что уже и о тебе говорят?

— Обо мне? Где?

— В городе. Я от собственного продавца слышал.

Она закончила заплетать косу и быстро повернулась к собеседнику, закинув ногу на ногу. Возмущение Тамената возросло, как если бы он смотрел на собственную дочь, ведущую себя воистину чересчур свободно. Оген же казался попросту наглецом, не сводящим с нее сластолюбивого взгляда. Таменат уже открыл было рот, но лишь нахмурился и прислушался. Терпение его заслуживало восхищения, если учесть, что он ощущал страшное давление на мочевой пузырь — собственно, потому он и вышел из своей комнаты.

— И что говорят? Точно обо мне? — недоверчиво спрашивала Ридарета.