Спутники Волкодава. Ветер удачи - Павел Молитвин Страница 21

— На счастье! На счастье! — дружно закричали ожидавшие встречи с Древом Небожители.

— Мне надо кое о чем поговорить с Кальдукой, — предупредила Ильяс Ридрока и, не дожидаясь его возражений, направилась к старому летописцу.

— Здравствуй, ваг-джо! Здравствуй, глубокоуважаемый дедушка! — Форани с поклоном присела перед стариком, складывая ладони лодочкой.

— Здравствуй, малышка, — приветствовал девушку дряхлый летописец, ласково накрывая ее руки невесомой своей ладонью. — Здравствуй, внучка. Экая ты стала статная да пригожая…

Никакого родства между кланом Леопарда и кланом Стоячих Камней не было, и старый летописец, последний в своем роду, знал это лучше, чем кто-либо. Но, назвав когда-то давным-давно Ильяс своей внучкой, не пожелал исправить допущенную по рассеянности ошибку. Девушка же, с малолетства привыкнув относиться к Кальдуке как к деду, всерьез обиделась и рассердилась на Газахлара, когда тот попытался объяснить ей, что подобное обращение к чужому мужчине выглядит в ее возрасте по меньшей мере странно. «Ну и пусть! — упрямо ответствовала она. — Если я сама не вижу в этом ничего странного, так и другие переживут». И Небожители пережили. А кое-кто действительно стал считать Ильяс внучкой Кальдуки. Двоюродной или троюродной — кому охота разбираться в чужих родословных? Особенно ежели учесть, что и у самого Димдиго в этом отношении не все было в порядке…

Знакомство же Кальдуки с названой внучкой состоялось на смертном одре ее матери. В кажущиеся теперь уже незапамятными времена императорский летописец частенько заглядывал во дворцовую школу и рассказывал оксарам и форани различные эпизоды из истории Мавуно и Мванааке. Он умел говорить интересно, этот чудной старик, и рассказы его здорово отличались от набивших оскомину описаний победоносного шествия имперских войск по Южному континенту. Потому-то, вероятно, ему и намекнули, что негоже смущать неокрепшие умы сомнительного толка побасенками, выслушав которые детишки начинают задавать учителям неудобные, а порой и каверзные вопросы.

Одной из форани, особенно любившей эти самые вопросы задавать, была будущая мать Ильяс. Узнав, что Кальдука более в школе не появится, она подговорила подруг навестить старика в его особняке. А когда тот внезапно заболел, да так, что, казалось, душа его вот-вот покинет бренное тело, стала приходить к нему одна и даже привезла в своем паланкине старуху-травницу, о которой в народе ходили легенды, а Небожители, как водится, отзывались с презрением. Старухины ли взвары и примочки помогли императорскому летописцу, или же раздумал Тахмаанг призывать его для отчета о содеянном, но он, как бы то ни было, выздоровел. И в свою очередь, узнав, что роды у его «любознательной подружки» ожидаются тяжелыми, не только сам прибыл в дом Газахлара, но и приволок императорского лекаря. Последний совершил истинное чудо: спас маленькую Ильяс, которую предусмотрительные жрецы успели уже посвятить Нгуре. Спасти мать новорожденной лекарь не сумел, и, пока безутешный Газахлар в припадке бессильной ярости поносил его, рвал на себе волосы и бился головой о ложе умершей супруги, а Мутамак носилась по городу в поисках кормилицы, Кальдука, баюкая на руках Ильяс, пел ей надтреснутым голосом о священном Древе, покрытом дивными розовыми цветами…

— Тебя интересует судьба клана Огня? — задумчиво повторил императорский летописец, и у Ильяс сжалось сердце при виде того, как посерела некогда угольно-черная его кожа, ставшая тонкой и сухой, словно скверно выделанная бумага. — Странно, что именно ты задаешь мне этот вопрос. Хотя, с другой стороны, кому же еще и спрашивать о тех, чье имя ныне вымарано из официальных летописей, а земли, особняки и богатства перешли в собственность ныне здравствующего императора?..

Не глядя по сторонам, Кальдука медленно, подволакивая сохнущую ногу и опираясь на посох, который стал уже явно тяжеловат для слабеющих, покрытых старческими веснушками рук, проковылял к краю террасы — подальше от нескромных ушей, и девушка, озадаченная бормотанием летописца, последовала за ним. Привыкнув к затейливым вывертам «дедушкиной» речи, она не стала прерывать ее вопросами, наперед зная, что в конце концов он прекраснейшим образом увяжет начало рассказа с концом, и, наслаждаясь прохладой бьющего за их спинами фонтана, поглядывая то на подходящие к Древу пары, то на наливающееся грозной синевой небо над заливом, услышала следующую историю.

Внезапная смерть Бульдонэ, умершего в объятиях молоденькой рабыни, доставленной ему то ли из Кидоты, то ли из Афираэну, застала Небожителей врасплох и породила множество самых разноречивых слухов. Спору нет, умереть в момент наивысшего наслаждения, отправляя службу Прекраснотелой Эрентате, не менее достойно, чем принять смерть на поле брани. Теперь имя Бульдонэ, не совершившего ничего достойного, несмотря на долгие годы правления, будет приравнено к именам прославленных императоров-воителей и в памяти народной он превратится в Бульдонэ Любвеобильного. Легенды будут утверждать, что император имел тысячу наложниц, родивших ему пять тысяч сыновей и дочерей — чохыши-сказители любят преувеличения, — и умер будто бы в преклонном возрасте, подарив за одну ночь счастье сорока девяти присланным ему в дар рабыням.

Для народа такая версия смерти императора подходила как нельзя лучше — верховный правитель Мавуно должен всегда быть на высоте! Воин — так уж непобедимый, строитель — так уж непревзойденный, бабник — так уж бабник. Однако Небожителям-то было прекрасно известно, что престарелый венценосец крайне нерегулярно исполнял свои супружеские обязанности, наложниц роздал приближенным, а на присланную ему в дар рабыню мог разве что прийти полюбоваться, как на дивно сработанную статуэтку, коих собрал за время своего правления великое множество.

Главный императорский герольд во всеуслышание объявил, что необходимо провести расследование, и в тот же день скончался от сердечного приступа. Хранитель казны и секретарь императора сговорились собрать Старший Круг Небожителей, дабы тот решил вопрос о престолонаследии, но разослать написанные приглашения старшим представителям родов не успели, поскольку были укушены заползшей во дворец коброй. И тогда Валаматмах из клана Огня, командир шести сотен копейщиков, призванных охранять покой обитателей столицы, начал собирать своих людей, намереваясь ввести их в императорский дворец и положить тем самым конец «случайным» смертям высокопоставленных чиновников. Вместе с Орочи Мунгом, возглавлявшим таможенную службу Мванааке, он хотел собрать Старший Круг Небожителей, но тут из дворца прискакал гонец, объявивший, что временно, до восшествия на престол нового императора, бразды правления страной берет в свои руки племянник Бульдонэ — Димдиго.

Вслед за гонцом к Валаматмаху и Орочи прискакала вдовствующая императрица — перепуганная семнадцатилетняя женщина, так и не успевшая понести от «любвеобильного» Бульдонэ. Получив известие о том, что толпа ремесленников громит особняки Небожителей на Рассветных Холмах, она потребовала у командира городской стражи немедленно положить конец начавшимся беспорядкам.

Валаматмах с Орочи повели собранных ими людей на усмирение взбунтовавшейся черни. А Димдиго, дождавшийся к тому времени подхода двухтысячного отряда, одного из тех, что формировались в Пиете для отправки в восточные провинции, провозгласил себя императором, законным наследником Бульдонэ, и объявил мятежником всякого, кто не согласится публично принести ему клятву верности на ступенях храма Тахмаанга. Во избежание междоусобицы незамедлительной казни подлежали все вышедшие на улицах столицы с оружием в руках люди.