В плену пертурбаций - Алан Дин Фостер Страница 21

Постели оказались восхитительно мягкими, не менее роскошными, нежели угощение за праздничным столом, и путники впервые за несколько недель выспались от души. Как обычно, Клотагорб поднялся прежде всех; Джон-Том, проснувшись, увидел, что волшебник делает какие-то заметки в записной книжке. Спустившись к завтраку, четверка столкнулась с Соренсетом. Вид у того был весьма изнуренный.

– Дела, – объяснил лис в ответ на сочувственные расспросы путешественников. – Некоторые горожане до сих пор страдают от воздействия на них, как вы ее называете, пертурбации, а другие – их тоже немало – мучаются с похмелья. У меня есть для вас хорошие новости. Когда позавтракаете, мы с вами прогуляемся до конюшни.

– Вы нашли добровольца? – справился Клотагорб. Соренсет утвердительно кивнул. – Отлично. Судьба к нам благосклонна.

– Правда… – начал было лис, смущенно отводя взгляд.

– Что? Говорите прямо, нашли вы кого-нибудь, кто повезет наши вещи, или нет?

– Нашел, нашел. Боюсь только, что сей доброволец придется вам не по вкусу. Во-первых, это не он, а она, во-вторых, характер у нее бунтарский и она способна разорвать договор, как только решит, что ее что-либо не устраивает.

– Она? – пробормотал Клотагорб. – Подумаешь, эка невидаль! Лишь бы у нее была крепкая спина и неутомимые ноги. Что касается предполагаемого столкновения характеров, тут беспокоиться нечего. Со мной ужиться проще простого, ибо я отличаюсь весьма добродушным нравом. – С дальнего конца стола донесся некий непонятный звук.

Волшебник пристально посмотрел на своего ученика. – Тебе попалось что-то неудобоваримое, Сорбл?

– Кха!.. Нет, учитель, – выдавил филин, прижимая к физиономии салфетку, то ли чтобы вытереть клюв, то ли чтобы скрыть усмешку.

– Я рад, что с тобой все в порядке. Итак, мы отправляемся на встречу с вашей, мой друг, протеже. Времени терять некогда.

– Эй, начальник, – запротестовал Мадж, – а как же завтрак?

Джон-Том поднялся и отодвинул от стола стул, на котором разместился выдр.

– Идем, Мадж. Ты же слышал: времени у нас в обрез. Между прочим, глядя, как ты обжираешься, можно вообразить, что тебя не меньше суток морили голодом.

– Приятель, по-твоему, я вчера наелся? – Выдр провел лапой по усам.

– Да что там было есть? Одна жалкая рыбешка, и ту мне не дали обглодать как следует.

– Жалкая? Она была ростом почти с тебя. Ну, идем.

– Ладно, сочтемся, – буркнул Мадж и соскочил со стула. – Однажды я устрою тебе такую же подлянку. – Он перекинул через плечо лук и колчан со стрелами; Джон-Том подобрал дуару и свой посох, вырезанный из древесины таранного дерева. Вдвоем они направились вслед за Клотагорбом и Соренсетом, которые вышли на улицу, где их, паря над мостовой, поджидал Сорбл.

Лис провел путешественников через центральную площадь, сверкающую всеми цветами радуги, через деловой квартал, где кипела с утра пораньше жизнь; какое-то время спустя они очутились в промышленном районе Оспенспри. Мадж всю дорогу жаловался и угомонился лишь тогда, когда компания достигла конюшен. К тем вели многочисленные аллеи, по которым сновали фургоны со снедью и повозки с уборщиками. Соренсет сообщил, что конюшни принадлежат почтенному семейству тяжеловозов, один из представителей которого заседает в Магистрате. Просторные стойла размерами в три раза больше обычных предназначались для супружеских пар, а те, что поменьше, для холостяков. Во главе каждого ряда стойл располагалось помещение, в котором оформлялись заказы и происходил найм рабочей силы. Эту работу выполняли, естественно, уже не лошади, ибо если, скажем, першерон может перевозить грузы хоть весь день напролет, заполнение отчетности ему не под силу. Попробуйте-ка сами написать что-нибудь копытом! Поэтому за канцелярию отвечали капуцины, бабуины и прочие расторопные создания.

Ведомые Соренсетом путники миновали те стойла, что поражали роскошью убранства, и приблизились к последнему ряду, который состоял из менее шикарных, однако столь же безупречно чистых апартаментов, выходивших на крохотную речушку. Тут, как правило, селились вольнонаемные, то есть те, кто предпочитал трудиться в одиночку, а потому неудивительно, что в кормушках сено встречалось гораздо чаще, нежели овес или люцерна. Завернув за угол, путешественники оказались на улице, вернее, на аллее, обсаженной тутовыми деревьями. В конце аллеи находилось стойло с покосившейся входной дверью. Слева от двери висел громадный почтовый ящик, сконструированный таким образом, что корреспонденцию из него можно было доставать как руками, так и пастью.

Над ящиком виднелась медная табличка, на которой была выгравирована изящная надпись: «Дормас».

Соренсет улыбнулся спутникам и нажал на кнопку звонка. Внутри стойла что-то негромко звякнуло и послышался низкий, слегка раздраженный женский голос:

– Убирайтесь! Я не в настроении!

– Такая дамочка мне по сердцу, – одобрительно кивнул Мадж.

– Это я, советник Соренсет, – произнес несколько обескураженный лис. – Я привел тебе клиентов.

– Чтоб ты провалился вместе со своим Советом! Пошел прочь! Не нужны мне никакие клиенты! – Внезапно тон Дормас переменился. – Хотя погоди-ка. Я тебя знаю. Ты рассказывал мне про южан, которые идут на север и ищут, кто бы согласился сопровождать их через Плато, верно?

– Ну да, – отозвался Соренсет, обретая на глазах прежнюю величественность. – Можем мы войти?

– Пожалуйста. Дверь открыта.

Соренсет откинул наружную щеколду, распахнул тяжелые деревянные створки и придержал их, пропуская гостей вперед.

Джон-Том увидел перед собой животное, закутанное в бежевое одеяло.

Присмотревшись повнимательнее, он нахмурился.

– Вы не лошадь.

– Это еще что за остроумец? – осведомилась Дормас у Соренсета.

– Нет, я от нее без ума, – пробормотал Мадж, восхищенно прицокнул языком и прислонился к стене. Сорбл, вошедший последним, закрыл за собой дверь.

– Вы мул, – прибавил Джон-Том.

– Сдается мне, человече, – проговорила Дормас, – ты только вчера родился на свет. К твоему сведению, я не лошадь и не мул, а лошачиха.

– Прошу прощения?

– Проси, проси, может, и получишь. – Она вновь повернулась к Соренсету. – Ты говорил, что мне предстоит путешествовать в компании волшебников и воинов. Про слабоумных младенцев у нас и речи не было.

– Послушайте, – воскликнул Джон-Том, – я не…

– Мул, – перебила его Дормас, – есть плод любви лошади и осла, точнее, кобылы и осла. Лошачиха же происходит от жеребца и ослицы.

Лично я рада, что не родилась безволосой обезьяной. – Она смерила юношу взглядом. – Любопытно! Трудов всего ничего, а итог ишь какой вымахал.

– Я же извинился, – буркнул Джон-Том. – Откуда мне было знать?