Рубин во мгле - Филип Пулман Страница 21

На следующий день Фредерик повел Салли в Ист-Энд.

Год назад он помогал своему дяде в одном его проекте: фотографии сцен лондонской жизни с использованием экспериментальной магниевой вспышки. Опыт со вспышкой удался лишь наполовину, тем не менее Фредерик завел массу весьма полезных знакомств, включавших и хозяйку опиумного притона в Лаймхаусе, некую даму по имени госпожа Чанг.

– Большинство подобных мест совершенно отвратительны, – сказал он, когда они уселись в омнибус. – Лежанка, на ней грязное одеяло, трубка, и все. Но госпожа Чанг заботится о своих клиентах, поэтому у нее все чисто. Я думаю, причина в том, что сама она не курит.

– А содержат их всегда китайцы? И почему правительство их не запретит?

– Потому что правительство само выращивает опиум, продает его и имеет с этого хорошую прибыль.

– Не может быть!

– Ты знаешь историю?

– Не совсем.

– Тридцать лет назад мы вели войну за опиум. Китайцы не хотели, чтобы английские купцы провозили его контрабандой через их страну, и старались это запретить. Поэтому мы пошли войной и принудили их смириться. Теперь они выращивают его в Индии под правительственным контролем.

– Но это ужасно! И наше правительство продолжает это делать до сих пор? Не могу поверить.

– Можешь спросить госпожу Чанг. Пора выходить, дальше мы пойдем пешком.

Омнибус остановился у Вест-Индского дока. Слева от его ворот тянулась длинная линия складских помещений, над которыми взлетали мачты кораблей и стрелы кранов, похожие на руки скелетов, простирали в небо свои длинные пальцы.

Они повернули направо и пошли к реке, миновав большое квадратное здание судовой конторы, куда, подумала Салли, должно быть, нередко захаживал ее отец, и углубились в хитросплетение дворов и узких переулков. Некоторые из них вообще не имели названия, но Фредерик знал дорогу наизусть и ни разу не остановился. Босоногие дети, немытые и рваные, играли среди мусорных куч и зловонных луж, растекшихся по булыжной мостовой. Женщины стояли в дверях и молча провожали враждебными взглядами Салли и Фредерика, когда те проходили мимо. Они выглядят такими старыми, думала Салли, даже дети превратились здесь в стариков. В какой-то момент они вклинились в группу людей, собравшихся перед входом в подворотню, одни прислонились к стене, другие сидели на ступеньках. Их одежды были изодраны и грязны, а глаза полны ненависти и злобы. Когда молодые люди приблизились к ним, один поднялся со своего места, двое других отделились от стены и загородили им дорогу. Однако Фредерика невозможно было смутить. Он шел прямо вперед, и мужчинам пришлось посторониться, хотя они не отказали себе в удовольствии сделать это в самый последний момент.

– Они безработные, бедолаги, – сказал Фредерик, когда они с Салли свернули за угол. – Или стенку подпирай, или иди в работный дом – легко ли выбрать?

– Но должна же быть работа на кораблях, или в доках, или еще где-нибудь. Ведь всегда нужны рабочие руки, разве нет?

– Нет. Знаешь, Салли, в Лондоне такое творится, что по сравнению с этим опиум тебе покажется не вреднее чая.

Она поняла, что он говорит о нищете, и, оглянувшись вокруг, не смогла не согласиться.

Вскоре они подошли к низенькой деревянной двери в закопченной стене. Над входом была красная вывеска с надписью черными иероглифами. Фредерик дернул за колокольчик, и спустя минуту дверь отворил старый китаец, одетый в свободный черный шелковый халат и тюбетейку, из-под которой торчала косица. Он поклонился и отошел в сторону, давая им войти.

Салли осмотрелась. Они были в прихожей, украшенной затейливыми обоями ручной работы. Все деревянное было покрыто ярким красным лаком, а с потолка спускался цветной фонарь. Пахло чем-то очень знакомым и сладким.

Слуга удалился, чтобы через мгновение вернуться с пожилой китаянкой в богато вышитом халате и таких же шароварах. Ее маленькие ножки были обуты в красные тапочки, а волосы туго заколоты сзади. Она кивнула и двинулась во внутреннюю комнату.

– Пожалуйста, не откажите посетить мое скромное заведение, – произнесла она безо всякого акцента низким и мелодичным голосом. – Вы, сэр, мистер Фредерик Гарланд, мастер художественной фотографии. Однако я не имела раньше удовольствия быть знакомой с вашей прекрасной спутницей.

Тем временем они вошли в комнату. Пока Фредерик объяснял, кто такая Салли и что им нужно, сама девушка изумленно осматривалась. Свет был приглушен, лишь два или три китайских фонарика пронизывали дымный сумрак. Все, что могло быть покрашено или покрыто лаком, было глубокого кроваво-красного цвета, на дверных косяках и потолочных балках извивались резные драконы, отделанные золотом. Со всех сторон веяло тяжелой, подавляющей роскошью, как будто комната воплотила в себе совокупную грезу всех тех несчастных, что приходили в нее искать забвения. Вдоль стен с небольшими промежутками стояли низкие диванчики, и на каждом лежал спящий мужчина. Но нет! Была и женщина, едва ли намного старше Салли; а вот и другая, уже немолодая, обе прилично одетые. Один из курильщиков зашевелился, и старый слуга поспешил к нему с длинной трубкой.

Поодаль негромко разговаривали Фредерик и госпожа Чанг. Салли уже некоторое время чувствовала головокружение и теперь оглядывалась в поисках места, куда можно было бы присесть. Дым из недавно раскуренной трубки, странный, заманчивый и сладкий, дурманил ее. Она глубоко вздохнула, потом еще и…

Внезапная темнота. Липкая, вязкая жара.

Салли снова была в своем кошмаре.

Она тихо лежала с широко раскрытыми глазами, стараясь разглядеть хоть что-то в этой непроглядной тьме. Чудовищный страх заставил ее сердце судорожно сжаться. Она пробовала пошевелиться и не могла: ее руки и ноги совершенно обессилели.

Она понимала, что это только сон. Но ей было очень страшно, и страх этот рос. Было даже хуже, чем раньше, ибо куда отчетливей и сильнее. Она знала, что в любую секунду, совсем рядом с ней окутавшую ее тьму прорежет вопль мужчины, и заплакала от безнадежного ужаса, охватившего ее при этой мысли. И тогда он закричал.

Вопль прорубился сквозь завесы безмолвия и мрака как гигантский топор. Оглушенная, она едва осталась жива. Но в голосе она различала слова! Что-то новое – и говорили они не по-английски, – но она все понимала.