Чистильщики пустошей - Дмитрий Манасыпов Страница 21

Женщина окинула взглядом помещение, выискивая свободный стол. Еноту захотелось скрестить пальцы в надежде на то, что она выберет один из вроде бы освобождавшихся у входа. Не выгорело. Проигнорировав пьяные, липкие и жадные взгляды, она проследовала в самый центр зала, где было свободное место. Медовая тронулась за ней, стараясь держаться так же независимо. Но парень успел заметить, что она чуть согнула правую руку, готовясь одним движением выхватить пистолет из кобуры. Когда девушка расстегнула лямку, державшую его, Енот не заметил. Теперь, скорее всего, придется расхлебывать неприятности…

К ним с трудом протолкался официант, молодой парнишка, возраста Енота. С трудом, потому что большинство сидевших за соседними столами уже развернулись, откровенно разглядывая обеих женщин и игнорируя как факт присутствия солдата городской стражи, так и наличие двух пистолетов на троих. Уровень градуса, судя по блестящим глазам и восхищенному мату в адрес Файри и чуть менее восхищенному, обращенному к Медовой, был заметен невооруженным взглядом.

— Вот это сиськи, Борода!

— Да че сиськи, ты корму видел?

— Ага, за нее бы подержаться как следует, а, Носач?!

— А вторая тощенькая, как коленка у Лома…

— И че? Такие, знаш, как подмахивают?

И так далее. Енот почувствовал, как кроме страха перед этими бородатыми «хозяевами» города, ошалевших за месяц работы в шахтах, в нем начала пульсировать злость. Он поднял покрасневшее лицо на Медовую и увидел сдвинувшиеся тонкие брови и побелевшие от ярости губы. А вот Файри сидела абсолютно невозмутимо, иронично поглядывая вокруг и покачивая носком сапога из стороны в сторону. Официант нагнулся к ней, но что она говорила, было не слышно за поднявшимся гамом.

Действия горняков начались даже до того, как им принесли поесть. Сперва у них на столе возникли три стеклянных стакана и чуть пыльная глиняная бутыль. Когда пробка туго и со скрипом вышла из горлышка и в стаканы потекло красное вино, привезенное откуда-то с Юга и очень дорогое, первый бородач решил начать.

Тощий и длинный, в мешковатом комбинезоне, он подошел к столу. Ногой подвинул свободный стул и плюхнулся на него, оказавшись между Файри и Медовой:

— Значитца, здравствуйте, красавицы.

— И тебе не хворать. — Файри подняла бокал и чуть отпила, проведя языком по верхней губе, слизывая каплю. Шахтер прокашлялся и продолжил:

— Мы, значитца, тута с ребятами сидим. Скушно нам, значитца, без ба… Э-э-э, дам.

— Ну, так валите с ребятами домой, — неожиданно посоветовала ему Медовая, чуть сморщив тонкий нос. — К женам с детьми. Небось заждались вас, пока смена была. И нечего в кабаке штаны просиживать, зарплату пропивать.

— Чо?! — Бородач повернулся к ней и неожиданно загоготал, подмигнув товарищам. — Ишь, какая нахальная-то, ага, ребята? Слышь, красотка, ты, значитца, раз такая умная, то, мож, сама поймешь, почему мы здесь, а?

И приобнял девушку свободной рукой. Енот потянулся было к кобуре — и почувствовал, что запястье как будто зажали в тиски. Посмотрел вниз и увидел лапищу, почуял перегар, идущий из-за спины, и понял, что он есть не кто иной, как полный лопух и говнарь. Ведь то, что сейчас начнется, в лучшем случае прервет вызванный Боровиком патруль. В худшем… Про него думать не хотелось. И тут начала действовать Файри.

Ее ладонь неожиданно хватает густую бороду и с силой дергает вниз. Вторая ладонь, оказавшаяся на затылке шахтера, добавляет ускорения. Раздается глухой стук и треск, что-то булькает. Женщина отпускает бородача, и тот медленно заваливается назад, мелькнув кровавой маской лица со сломанным носом. Еще один стук, только от затылка, ударившегося об пол. Повисшее молчание. Изумленные и выпученные глаза на лицах у товарищей упавшего.

Медовая вскидывает руку с матово блеснувшим черным стволом и упирает его прямо в лоб того, кто стоит за спиной у Енота. Он чувствует, как тиски на его запястье разжимаются, вскакивает, торопясь развернуться лицом к жарко дышащей стае позади.

Медовая водит стволом из стороны в сторону, медленно отступая к бару. Выход закрыт тесной толпой разом вставших горняков. Файри, приняв бойцовскую стойку, внимательно следит за ними. Енот отступает, стараясь хоть как-то обезопасить тыл, чтобы продержаться до появления стражи. То, что сейчас им придется несладко, ясно как божий день.

«Ну зачем я сказал именно про этот салун?» — мелькает мысль. Время сначала сжимается, а потом разворачивается пружиной, свободной от любых замков, летит, как пуля из ствола, и течет, как песок в часах. Одновременно и молниеносно и медленно.

Бородатая толпа сдвигается все плотнее. В мозолистых ладонях отломанные ножки стульев с торчащими гвоздями, отбитые «розочками» горлышки бутылок, кустарного вида «блуды», блестящие гранями лезвий. Им уже наплевать на то, что будет, потому что один из них лежит на полу, в луже собственной крови. Которую пролила вот эта наглая девка, с буферами, торчащими из выпендрежной кожанки. И какая разница, что она с пацаном из патруля? Они хозяева города, его кормильцы и поильцы, и если не убьют, так покалечат за друга, с которым вместе дышали угольной пылью в забоях. С которым выпита не одна бутыль и оттрахано немало местных поблядушек. За него — нужно сейчас превратить эту троицу в кровавую квашню. Пистолеты? Да что там, ну одного, ну двух. А потом бутылки попадут стрелкам в головы, толпа навалится, и все, там уже можно будет просто месить безвольные тела ногами. Хотя месить, наверное, они будут именно тощую нахалку с косичками и придурка в форме.

Сисястую девку толпа хочет забрать с собой. Попользовать где-нибудь в одном из темных переулков, а уж потом разобраться, забив ногой ту самую глиняную бутылку ей в…

Все это на лицах, перекошенных от невыпущенной злобы, накопившейся усталости и безумного страха, который так силен под землей. Все это в глазах, налившихся кровью, видевших, как лежат изломанными чучелами тела тех, кто погиб в забоях, пока здесь такие вот малолетки патрульные трахают наглых баб в кожаных костюмах. Все это на языках и губах, сейчас орущих матюги, подзадоривающих друг друга и заставляющих кого-то сделать первый шаг, наплевав на кусок свинца, который получит первый.

Енот видит, что позади основной массы стоят три шахтера, которые сейчас орут громче всех, заставляя эту озверевшую толпу перейти грань.

Всего три человека, которые командуют теми, кто уже не понимает, что сейчас начнется стрельба и в салуне будет пахнуть не только спиртом, табаком и кухней. Сначала запахнет сгоревшим порохом, а чуть позже — терпким запахом крови. Толпе уже наплевать на это, а те трое, вожаки, умело подстегивают ее.

И еще он видит, как белеют костяшки на пальцах Медовой, сейчас выставившей пистолет прямо перед собой и водящей им из стороны в сторону. Понимает, что кинется вперед, стараясь загородить эту смешливую девчонку, чтобы она хотя бы попыталась убежать. И осознает, что она останется здесь, отстрелявшись до последнего патрона, пытаясь вбить маленький твердый кулачок в чье-то оскалившееся лицо с веником бороды. И наверняка будет потом лежать, неузнаваемая, превращенная в кровавую сломанную куклу.