Виражи чужого мира - Вера Чиркова Страница 21

Или все же боится? Но только не царапин, а того, что невесты увидят нечто, чего увидеть не должны? В таком случае, что бы это могло быть? Шрамы, татуировки, болячки, экзема? В истории моего мира были правители, чьи лица покрывали шрамы или язвы, однако масок они не носили. Не считали достойной себя такую слабость. Или тут к этому иное отношение? Или дело вообще в чем-то другом?

— Как тебя зовут? — помолчав, мягче спросил повелитель, а я вдруг засомневалась, какое именно имя следует ему назвать.

Свое родное или местное? Проклятый партизан так и не объяснил мне, чем плохо мое собственное. И является ли это еще одной тайной, или оно просто неприлично звучит на местном языке? Нет, пожалуй, я повременю с откровениями.

— Таресса.

— Почему ты не хочешь выбрать себе браслет? Посмотри, какие они красивые. Твоя прелестная ручка будет выглядеть еще восхитительнее в таком украшении. — Пальцы повелителя провокационно перебирали лежавшие на покрытом черным бархатом подносе сверкающие украшения, и я просто не могла отвести от них взгляд.

Не от браслетов, разумеется, а от пальцев. На этот раз на руках повелителя не было перчаток, и его золотившиеся светлыми волосками тонкие пальцы и вся кисть руки были усеяны бледными веснушками. И вот эти веснушки я несколько часов назад уже видела.

Впрочем, стопроцентно не поручусь, что это были именно они. Все же я в тот момент была очень раздражена, да и шампанское действовало. Но похожи просто невероятно, особенно вон та, покрупнее, что сидит в ложбинке между указательным и средним пальцами.

Это я как почти профессиональный копировщик помню. Рисовать я любила с самого детства, и отец уже с шести лет привлек меня к зарисовкам находок. Сначала самых простых, потом все более сложных. После одного давнишнего случая, когда странным образом оказались испорчены все снимки, папа всегда подстраховывался, и со временем делать копии снимков или рисовать находки с натуры стало моей основной обязанностью. Вот так постепенно и выработалась скрупулезная внимательность к деталям и почти фотографическая память.

— Смотри, может, вот этот? Или этот, с изумрудами? Он очень подойдет к твоим прекрасным глазам. Или вот этот — смотри, как сияют алмазы. Бери его… — Голос повелителя звучал все более бархатисто и обольстительно.

А я все больше убеждалась, что именно этого мне и не стоит делать как можно дольше. Надевать на себя браслет. И кстати, на руках Сатиллы я браслета не видела, на ее запястьях вообще никаких украшений не было, это я помню очень хорошо. Получается, что как только меня решат отсюда выставить, так сразу отберут и блестящую игрушку? Тогда тем более брать не стоит, к своим вещам я имею обыкновение прикипать сердцем.

— Не хочу, — тихо, но твердо отказалась я, — не люблю браслеты.

Он замер, и пальцы, запутавшиеся в драгоценностях, стиснули их так сильно, что раздался легкий скрежет и, кажется, даже хруст.

— А кольца любишь?

Разозлился, точно. Вон как колюче смотрят из прорезей маски голубые глаза.

— Нет. Не люблю. — Я старалась говорить тихо, миролюбиво и покорно.

Мой папа всегда учил: если человек попал в плен или в заложники, он должен вести себя как можно незаметнее и смирнее. Ни в коем случае нельзя закатывать истерику, спорить или качать права. В общем, не рисковать по-глупому. Ведь все захватчики и агрессоры, как правило, люди с больной и очень легко возбудимой психикой и протесты воспринимают как личное оскорбление.

Вот и этому определенно не понравился мой ответ, едва зубами не скрипит. Но и я, хотя иду против правил, вдолбленных в меня отцом, сдаваться пока не намерена. При одном взгляде на кучу золота что-то в душе просто воет пожарной сиреной.

— Ты понимаешь, что должна подчиняться общим правилам?

Так, а это, похоже, уже угрозы пошли.

— Мне их никто не рассказал и не объяснил, — резонно сообщила я и строптиво добавила: — И кроме того, я не заметила, чтоб им тут вообще кто-то подчинялся! На меня сегодня посреди зала напали, девочку вон по дороге изувечили… или это не считается?

Он смотрел на мое возмущенное лицо несколько нестерпимо долгих секунд, потом развернулся и молча вышел из комнаты. Темноволосая служанка, таскавшая за повелителем поднос с браслетами, опрометью бросилась следом.

А я ошеломленно смотрела ему в спину и не могла прийти в себя от нахлынувших подозрений и страхов.

Это была спина вовсе не того мужчины, который изучал нас в коридоре и объявил избранницами.