«Попаданец» в СС. Марш на восток - Максим Шейко Страница 21

Но на желания ефрейтора Марченко Р. А. всем было глубоко наплевать. По крайней мере, ни немецкое командование, решившее ни с того ни с сего начать войну, ни советское, призвавшее Романа в армию, его мнением не интересовались. А значит, волей-неволей приходилось как-то подстраиваться под обстоятельства. Именно этим Марченко и занялся. Правда, все, чего удалось достичь на этом поприще, это пристроиться под благовидным предлогом на обозную подводу, чтобы не переться по жаре пешком. Хотя, как показала практика, это было не так уж и мало. После дневного марша многие бойцы чувствовали себя не лучшим образом. Ромка же, не только сохранивший силы, но и подремавший за время дороги, продолжил развивать успех – напросился в помощь к поварам и, пока все остальные бойцы его взвода с вываленными языками обустраивались на ночлег, бодро наколол дров и принес несколько ведер воды для полевой кухни. Заодно удалось разжиться кое-какой дополнительной жратвой.

Все-таки опыт – великое дело. А опыт предыдущей службы, и в частности польского похода, четко и недвусмысленно подсказывал Марченко: к кухне на войне следует держаться как можно ближе, потому что эта крайне полезная для солдат вещь имеет тенденцию внезапно исчезать без видимых причин, но с вполне ощутимыми последствиями. Так что пока она есть, надо постараться извлечь из этого максимум пользы. Рома и извлекал, стремительно утяжеляя свой ранец свежими сухарями и консервами, но такая лафа долго не продлилась: в ходе последующих маршей неизбежное все же случилось – полевая кухня отстала, затерявшись где-то позади на извилистых и пыльных дорогах Житомирщины. А 55-й стрелковый корпус, не заметив потери, продолжил свое неуклонное продвижение на запад (периодически прерываемое поворотами на северо-запад или юг), несмотря на некоторую зигзагообразность своего маршрута, постепенно приближаясь к фронту, громыхающему на полях Галиции.

* * *

Боевые действия между тем шли своим чередом. Вопреки идущим потоком сообщениям об огромных потерях, нанесенных захватчикам, и о чудесах героизма и стойкости, проявляемых бойцами и командирами РККА, к концу первой недели июня для всех и каждого стало уже очевидно, что фронт все же неуклонно (и довольно быстро) сдвигается на восток, а вовсе не на запад. Это беспокоило, вселяло неуверенность и сомнения, пока еще смутные и неясные, а кое-кого и просто пугало. Впрочем, были и такие, кто, напротив, рвался побыстрее вступить в бой с врагом и показать фашистам где раки зимуют. Тем не менее война и развязавшие ее немцы все еще оставались некой абстракцией, таинственным и пугающим, но до конца не понятным злом. Все изменилось 27 июня, когда страшные тени внезапно обрели плоть – разразившаяся война явила наконец свой звериный лик.

Тот день вообще начинался безрадостно – бойцы доедали остатки сухих пайков, а горячей пищи не было уже третьи сутки. Вести с фронтов тоже не радовали – последние дни в сводках Совинформбюро регулярно упоминались упорные оборонительные бои на рижском, минском и львовском направлениях, а также бомбардировки Киева, Одессы, Севастополя и других городов – враг продолжал наступать. Марченко чувствовал себя получше большинства своих сослуживцев. Примерно половину проделанного за последнюю неделю пути он преодолел на всяком попутном транспорте, а не на своих двоих. К тому же благодаря близким отношениям, сложившимся у него с полевой кухней, личный продуктовый запас Романа был в данный момент богаче, чем у всего его отделения, вместе взятого. Полкило ржаных сухарей, небольшой кусок сала, головка чеснока и две пары банок какой-то консервированной каши, лежащие в его вещмешке, вселяли некоторую уверенность в завтрашнем дне.

А чтобы как-то скоротать день сегодняшний, Марченко развлекался беседой с бредущими рядом с ним сослуживцами:

– Слышишь, Сашка?

– А? Чего?

– Вот закончится война, куда дальше деваться будешь?

– Как «куда»? – Простодушный Сашка, который, в отличие от Романа, этой весной оказался в армии впервые, удивленно захлопал глазами и даже сбился с шага, за что был тут же беззлобно, но старательно обматерен налетевшим на него соседом по колонне. – Домой вернусь!

– Тюю! Это в Боромлю свою, что ли? И что там делать? Давай лучше ко мне, в Тростянец. У нас там три завода, не считая мельницы и прочей мелочовки! Станция опять же узловая… – На счет станции Рома слегка приврал, на самом деле там производилась только заправка паровозов водой, да еще имелось депо, но Марченко счел неуместным вдаваться в такие детали, продолжая гнуть свою линию:

– Так что ты подумай – у нас работы на всех хватит. Это тебе не в колхозе коровам хвосты крутить.

– Да я… – Сашка Авраменко аж задохнулся от возмущения. Роман и Санька были практически соседями – из одного района. Только Марченко обитал в райцентре, а Александр – в большом селе, отстоящем на пару десятков километров от города. Оба были большими патриотами родного края и неизменно отстаивали преимущества своей Сумщины перед всеми иными регионами великой и необъятной. Но какой же из уголков Сумской области – Боромля или Тростянец – является наилучшим, пока так и не выяснили. Вопрос этот поднимался неоднократно и обычно Марченко, пользуясь своим авторитетом старшего товарища, а также более обширным образованием и житейским опытом, находил достаточно веские аргументы в пользу своей версии. Но на этот раз спор так и не получил развития. Зарождающуюся перепалку прервал испуганный вопль «воздух!».

Кричал боец из соседнего взвода, шедшего в конце их ротной колонны позади взвода Марченко. Как он за разговорами, топотом ног и звоном амуниции сумел расслышать приближающийся завывающий шум моторов и почему решил, что эти самолеты непременно являются вражескими, так и осталось тайной. Но своим криком он спас жизнь многим – тут уж никакой тайны не было. Вся колонна сбилась с шага, бойцы и командиры дружно задрали головы вверх и принялись крутить ими из стороны в сторону. Над дорогой поднялся гул удивленных, недовольных, испуганных, возмущенных и просто злых голосов, поминавших немцев, авиацию, высшие силы, самого поднявшего тревогу бойца и всех его родственников. Однако почти сразу же весь этот ропот был перекрыт звонким мальчишеским голосом лейтенанта, отдавшего команду рассредоточиться. Вовремя!

Через несколько секунд из-за ближайшего леса вынырнула пара хищных силуэтов. Двухмоторные самолеты с непривычной пятнистой раскраской и мрачными траурно-черными крестами с белой каймой на крыльях пронеслись на бреющем полете над дорогой, засыпав бомбами большак и прилегающие к нему кусты. Марченко со стороны показалось, что земля на месте шоссе разом встала на дыбы, а затем плавно осела вниз, присыпав его несколькими пригоршнями песка, каким-то мелким сором и сорванными листьями. Помотав головой, чтобы окончательно прийти в себя, он, опираясь на руки, приподнялся из канавы, в которой нашел временное убежище, и осмотрел только что покинутую дорогу. На монотонном фоне дорожной насыпи отчетливо выделялись оспины неглубоких воронок, труп лошади с развороченным брюхом и оторванной головой, да еще какие-то обломки – видимо, остатки повозки, которую эта лошадь тащила.

По сторонам послышались возгласы, стоны, шебуршание – люди начинали приходить в себя. Кто-то громко звал санитара. Марченко поднялся, отряхнулся, подобрал свою винтовку и осторожно потрогал носком сапога ногу Сашки Авраменко, продолжавшего лежать в канавке головой вниз и зачем-то зажимать уши руками.