Путь одиночки - Антон Кравин Страница 21

Если бы Астрахан успел раньше, если бы идиот Гриценко не поднял хай, Ротмистров разобрался бы с Фиделем по-тихому и до министра даже слухов не дошло бы… Что же, некого винить. План был недоработан, и теперь его нужно исправить.

Руководство требует найти капитана и доставить его в Москву? Это можно. Но тогда станет известно, что Ротмистров отправил группу Астрахана на операцию по собственной инициативе, просто потому, что ему понадобился слишком много о себе возомнивший Фидель. Генрих Юрьевич зарабатывал огромные деньги на поставках от Фиделя, который считал, что помогает обездоленным. Но теперь Фидель пронюхал что-то и больше не желает работать совместно… Для этого и требовалось привезти его сюда — чтобы поговорить по душам, прижать как следует.

Значит, надо немного изменить приказ: при задержании капитана устранить. А если рядом окажется Фидель — убить и его, тогда уж точно концы в воду. Да, Ротмистров многое потеряет, но в случае, если Астрахан вернется в Москву, он потеряет еще больше.

Хорошо, теперь прикинем по карте, где может быть Астрахан. Если операция прошла успешно, Кузьмич поведет группу в Тверь, и значит, скоро Данила уже будет на КПП. Этого допустить нельзя.

Генрих Юрьевич связался с группой захвата и велел торопиться: по всем расчетам выходило, что времени осталось мало. После чего позвонил своему давнему должнику, начальнику военных патрулей, и попросил оказать услугу.

Сектор постоянно, ежедневно, патрулируется — плохо, если честно, из рук вон плохо. Патрули закрывают глаза на охотников, берут взятки, сами приторговывают «сувенирами» и железами, не брезгуют грабежом, а уж охотой на хамелеонов — и подавно. На взгляд Ротмистрова, никакой пользы, кроме вреда, от патрулей не было. На его памяти они взяли только нескольких мелких перекупщиков, а самых известных, слава о которых гуляла по Москве, не трогали. Объяснялось это не только пофигизмом срочников и контрактников, загнанных за Барьер, но и повышенной жадностью военного начальства.

Раньше Сектор «держала» армия. Теперь всем там заправляло МАС, и военные бесились: на их долю осталась невыгодная охрана Барьера. МАС потихоньку и кормушку патрулей под себя подгребало, уже законопроект готовился: патрулирование в Первом поясе опасности (это где электроника еще работает) осуществлять силами подразделений Министерства аномальных ситуаций. Но пока что…

Полковник Гаевский ехать в МАС отказался, сославшись на занятость, и Ротмистров, плюнув на кучу дел, поехал к нему в тренировочный лагерь патрульных — в Тверь. Уже минул полдень, когда Генрих Юрьевич, раздраженный внезапными переменами в жизни, был на месте.

Барьер проходил по берегу реки, разделявшей город на две части. Южная — уже Сектор, северная — еще нет. Тренировочный лагерь, которым руководил Гаевский, отчасти базировался в безопасном месте, но имел филиал и в Секторе. Обычная воинская часть: забор, казармы, столовая, клуб, магазин. Рядовые, офицеры… Полковник Гаевский был у себя. Служебную машину Ротмистрова пропустили без вопросов, и в кабинет Гаевского Генрих Юрьевич вошел без очереди.

Полковник — худощавый сутулый мужчина лет шестидесяти, с одним глазом (второй, окруженный фиолетовым родимым пятном, был всегда закрыт, веко ввалилось; говорили, что правый глаз Гаевского высох после того, как образовался Сектор, — последствие непонятного излучения), сквозь толстое стекло очков уставился на Ротмистрова. Ни приязни, ни удовольствия от встречи в его взгляде при всем желании нельзя было сыскать. И не удивительно: Владимир Александрович Гаевский как-то попался на контрабанде желез. Схема была очень простая: патрульные грабят проводников, а также сами охотятся на хамелеонов, железы вырезают, сдают Гаевскому, а тот переправляет их за Барьер и передает перекупщикам. Просто, прибыльно, не пыльно. Но вмешалась Служба контроля за оборотом биотина. И пошел бы Гаевский под трибунал, а потом в тюрьму, однако Ротмистров рассудил, что полковник ему еще пригодится. Отмазал…

И вот действительно пригодился.

— День добрый, Владимир Александрович. — Генрих Юрьевич пожал влажную ладонь Гаевского. — Не телефонный разговор, поэтому вот решил к тебе приехать.

За спиной полковника висел фотопортрет президента, Ротмистров мельком взглянул на него. Президент, моложавый, гладкий, улыбался одной стороной рта — ласково, как сытый людоед. Президент употреблял биотин и не скрывал этого. Бедолаги из оппозиции скрежетали зубами и доили спонсоров в надежде не помереть раньше всенародно избранного.

Ротмистров и себе делал инъекции, не часто, правда, раз в полгода. Омолаживающего эффекта такое применение не давало, но в тонусе поддерживало. Наверняка и Гаевский употреблял. Зарплаты полковника на это ни за что не хватило бы, но для своих МАС делал хорошую скидку.

— Присаживайся, Генрих Юрьевич. Ты извини, проверка у меня, стоит на час отлучиться — такого наворотят…

— Да я ненадолго. Просьба у меня небольшая. Ты не волнуйся, ничего противозаконного. Понимаешь, Владимир Александрович, дело деликатное. Боец у нас дезертировал. Надо бы его побыстрее поймать и… стереть.

Гаевский, сняв очки, почесал вечно закрытое веко. На морщинистом лице его отразилось сомнение.

Нет, не откажет, не посмеет. Ротмистров продолжил вкрадчиво:

— Ты бы, Владимир Александрович, не в службу, а в дружбу, с патрулями связался, ориентировочку передал. Официальный приказ, сам понимаешь, будет на задержание. А неофициально — убрать его надо, дезертира. Его и Фиделя.

— Кострова? — уточнил полковник; Ротмистров кивнул. — Зря ты, Генрих Юрьевич, Кострова-то… Хороший он мужик, пусть и бестолковый.

— Так надо.

Гаевский снова задумался. Поднял трубку аппарата закрытой связи, повесил обратно.

— В каком он квадрате?

— А кто же его, дезертира, знает? — очень натурально удивился Генрих Юрьевич. — Это ты мне скажи, где он может быть.

— Если вместе с Костровым стереть… Так что, у него, у Фиделя? Или мог осесть в Твери, здесь швали много за Барьером. Еще в этом районе из известных персон, вокруг которых много людей крутится, дед Назар есть, который Цыбулько…

— Про этого даже я наслышан. А что же твои орлы его еще не взяли, Цыбулько-то, если ты знаешь, где он?

Гаевский поморщился, и Ротмистров понял все без слов: через беспринципного Цыбулько полковник тоже получает железы на биотин. И деньги получает с того же Цыбулько — процент. А инъекции-то нужны! Не молод Владимир Александрович, все мы не молоды, и всем нам хочется и крепкую репродуктивную систему, и чтобы рак старческий не маячил у разверстой могилы… И чтобы (чем черт не шутит!) высохший глаз обратно вырос. Очень хочется жить долго, счастливо, не оглядываясь через левое плечо на спутницу возраста — Смерть.

— Ладно, — с легкостью согласился с невысказанными доводами Ротмистров. — Назара можешь не трогать. Лучше старое, известное и измеренное зло, чем много новых и наглых… А вот Фиделя, Владимир Александрович, ты достань. Впрочем, он вторая цель, главное — дезертира устранить.